И вот, когда она рассказывает что-то из событий, близких к нашему времени, чудится мне, как мрачный Александр поднимается и, сверкая своими пронизывающими глазами, говорит:
«Стой, женщина, останови лукавые уста!.. Кого хочешь обольстить речами сладкими? Зачем обманом хочешь напоить душу, дабы потом ввергнуть ее в пасть отчаяния?.. Зачем?..»
– Александр, не отчаивайся!.. Верь, – говорит дедушка, но Александр продолжает сверкать своими острыми глазами на Аннушку.
– Верь!.. Чему верить?.. Нет теперь защитников бедных и сирых, нет подвижников правды!.. То были древние люди, – и не посылает господь более к людям спасителей… Все померкло во мраке греха и суеты!.. Рабу презренному нет надежды, кроме петли Иуды!.. И вот конец ему, Агасферу треклятому… Отец! – вдруг с какой-то дикой мольбой, чудится мне, обращается он к моему деду. – Отец, скажи, укрепи: неужели не ложь говорит устами обольстительными этой женщины?.. Неужели и в наши дни господь может говорить через избранных – в защиту сирых и бедных, в поношение и обличение мира зла и неправды?.. Отец! Спаси – или… один конец ему, Агасферу треклятому!..
– Александр, не отчаивайся… Слушай эту женщину, и сердце твое откроется кроткой вере, и мир, и радость, и надежду обретет душа твоя…
– Говори, умница, рассказывай, рассказывай нам, слепым и темным! – говорит вдруг и костистый мужичок. – Верно это: быть правде, быть!.. Стучись, умница, стучись – и вскроется правда!..
