Anno domini - [18]

В среду утром Вадим купил свежий номер «Молодежки», но ничего своего в нем не нашел. Придя на работу, он набрал телефон редакции, где трубку подняла журналистка, принимавшая его первую работу. Теперь, после выхода последнего предвыборного номера газеты, бороться и переживать было бесполезно. Лично для себя Вадим объяснил отсутствие его статьи обычным непрофессионализмом главного редактора газеты, который собственноручно получил по Интернету этот материал. Но у Яны, так звали журналистку, он поинтересовался, почему же все-таки его не напечатали в сегодняшнем номере.

— Наверное, не было места! — предположила девушка.

— Но ведь на целую страницу вы разместили «Календарь посадки овощей на 2005 год»! Неужели в последнем перед выборами номере этот календарь важнее статьи, которая просто была продолжением позавчерашних теледебатов?

Яна не читала статьи и не знала про ее существование, но тут же найдя материал в компьютере, заверила Вадима, что немедленно поместит его в Интернете.

— Вы ведь ее еще не читали!

— Я же знаю, как Вы пишите! Сейчас все сделаю!

В размещении статьи на сайте газеты Вадим не видел никакого смысла. Его статья была рассчитана на самых обычных людей, которые не ходят в Интернет-клубы, да и компьютерами не владеют, но могут позволить себе купить газету за тридцать копеек. А через три дня он узнал, что и киевская газета оставила без внимания его материал. Но это его не удивило и не расстроило. Вадим уже успокоил свою совесть тем, что приложил все усилия для победы своего кандидата в третьем туре выборов. Что же касается равнодушия редакторов, то пусть это будет на их совести. Ведь, в самом деле — не может же он один бороться с целым светом.

Неделя закончилась воскресеньем, когда была поставлена последняя точка в такой продолжительной и нервной выборной кампании. Все кто мог — проголосовали. Кому суждено было победить, тот победил, остальные проиграли.

Так совпало, что именно в этот день у Андрея умер дедушка. Все подготовили на удивление быстро, и в полдень следующего дня Вадим подъехал к самому выносу. Покойный Михал Михалыч был последним из старшего поколения семьи Беловых. Высохший, сгорбившийся старичок всю жизнь провел в работе от рассвета до заката, и в семье его в шутку называли муравьем. Сегодня дети и внуки в последний раз целовали этого добрейшего человека и великого труженика, перед тем как четверо, всегда кажущихся бездушными в своей спешке, рабочих профессионально грубо вколотили в крышку несколько гвоздей и опустили гроб с телом несчастного старика в глинистую яму, такую же мягкую в своей глубине, как и летом.

Пока засыпали землю, Вадим сходил на могилу своей мамы, которая была в двухстах метрах от этих похорон. Он любил бывать здесь. Особенно летом, когда можно подольше посидеть и поговорить с ней. Однажды Вадим даже задремал за столиком у могилы, соседствующей с маминой. Тогда он принес с собой бутылку вина, которое они вместе пили в последний раз перед ее смертью, и сам выпил ее, а вернее — с мамой. Когда он приходил к ней, то здоровался, словно с живой, рассказывал о своих новостях, гладил землю, под которой как под одеялом спрятано было ее лицо. Сегодня он рассказал о Михал Михалыче. Наверняка, где-то там они с ним уже встретились.

Поистине, понедельник этот не был обычным. В первой его половине Вадим пил на похоронах человека, которого знал всю жизнь, а к вечеру уже накрывались столы в офисе — сегодня фирма отмечала Новый год. Расстояние между этими двумя событиями равнялось пяти минутам ходьбы через театральную площадь. Андрей с Наташей и родителями после столовой приглашали Вадима домой продолжить поминки, но он вежливо отказался, хотя язык не повернулся назвать настоящую причину своего ухода; но на следующий день он с горечью подумал, что лучше бы продолжил поминать, чем попал на этот Новогодний праздник.

Во вторник утром Вадим на работу не пошел. Накануне, в течение праздника приехавший на фирму Корнеев (он редко бывал в этом офисе) постоянно поддевал его по поводу оранжевых настроений. Ему было известно о газетных статьях и о революционной активности Вадима, и чем больше выпивалось водки, тем сильнее обострялись претензии. Поначалу Вадим отшучивался, пытаясь перевести разговор с политической темы на новогоднюю, при любой возможности выходил в холл потанцевать и поучаствовать в конкурсах, чтобы своим присутствием не провоцировать хмелеющего руководителя, но как только возвращался за стол, снова становился центром Корнеевских колкостей. И после очередного тоста тот вдруг заявил, что Вадим не имел права, не посоветовавшись с ним, принимать каких-либо политических решений, тем более писать статьи в газету.

— Евгений Николаевич, разве я должен спрашивать разрешения на свой политический выбор?

— Конечно, ты же у меня работаешь!

Это было то заявление, предполагая которое Вадим ни разу с марта месяца не поднял вопрос о своем официальном трудоустройстве. Он знал, что Корнеев, привыкший руководить, не станет прислушиваться к его личному мнению. Он догадывался, что хозяин фирмы вряд ли разделяет его политические симпатии. Он никогда не собирался дискутировать с ним на эту тему, но получилось так, что этот разговор все же состоялся, и состоялся на глазах у всего коллектива. Вадим был загнан в угол последним заявлением Корнеева, и ему пришлось принимать бой.