Анна Каренина. Не божья тварь - [12]

<...>

- Да, Стива мне говорил, что ты с ним танцевала мазурку и что он...

- Ты не можешь себе представить, как это смешно вышло. Я только думала сватать, и вдруг совсем другое. Может быть, я против воли...

Она покраснела и остановилась.

- О, они это сейчас чувствуют! - сказала Долли.

- Но я была бы в отчаянии, если бы тут было что-нибудь серьезное с его стороны, - перебила ее Анна. - И я уверена, что это все забудется и Кити перестанет меня ненавидеть".

Ну вот видите! Оказывается, она чувствует себя такой виноватой перед Кити. Оказывается, она, сойдясь на балу с Вронским, имела самые благородные намерения - она думала сватать! Но что же делать, если Вронский потерял из-за нее голову?!

Кстати, о сватовстве. Это слишком надуманный предлог. Слишком. Во-первых, никто не просил (а без спросу такие вещи не делают). Во-вторых, все и так были уверены, что дело идет к свадьбе - зачем же сватать там, где уже и без того всё готово? И в-третьих, Анна чересчур постороннее лицо, чтобы заниматься сватовством.

Но Долли, ни разу в жизни никого не соблазнившая и даже не имеющая об этом представления, все эти слова принимает за чистую монету. Ведь Анна так искренна, она так дружески пришла ей на помощь, она так глубоко переживает за Кити - ну разве можно подозревать Анну в непорядочности? Да конечно нельзя!

И только одна Кити подозревает. Она не пришла на обед. Она не пришла проститься с Анной. Она точно знает: во всем виновата Анна. И только одна Анна знает, что Кити - догадалась об этом. И более того - что отныне Кити знает о ней правду, что она раскусила ее. Именно этого Анна никогда ей не простит. И она еще накажет ее за это...

*

Она возвращается в Петербург. Поезд трогается. "Слава богу, завтра увижу Сережу и Алексея Александровича, и пойдет моя жизнь, хорошая и привычная, по-старому".

Отметим: Анна сама признает, что с мужем у нее хорошая жизнь. Совсем не такая, какою она будет ее выставлять позже.

И тут ей становится стыдно. И это чувство настолько ей не нравится, что она даже оскорблена возникшим вдруг стыдом. Откуда же он взялся? "Она перебрала все свои московские воспоминания. Все были хорошие, приятные. Вспомнила бал, вспомнила Вронского и его влюбленное покорное лицо, вспомнила все свои отношения с ним: ничего не было стыдного".

Отметим: покорность Вронского вот уже во второй раз возникает в романе и возникнет еще не раз.

Итак, ничего стыдного в воспоминаниях об отношениях с Вронским Анной усиленно не обнаружено. А между тем внутренний голос (похоже, что это была совесть) упрямо говорит ей, что именно в этом месте ей и должно быть стыдно. Однако ее разум - в отличие от совести - ничего стыдного по-прежнему не находит.

Занятное наблюдение. Видит ли Анна правду, отчего ей стыдно? А вам было бы стыдно, если бы вы поступили с кем-то так же, как она с Кити? Ну так, в глубине души, на минуточку, понимали бы вы, что это грязный поступок, настолько грязный, что подобное не прощают, как скажет позже Долли? Затрудняетесь с ответом? Тогда поставьте себя на место Кити, и истина вам сразу будет ясна.

Так что Анна прекрасно понимает, за что ей должно быть стыдно. Вот только не хочет понимать. А потому убежденно лжет самой себе, что для стыда у нее нет никаких оснований.

Подъехали к станции, она вышла; была ночь, метель, даже буря, и тут к ней подходит... Вронский. Он поехал за ней! И опять она видит в нем "то выражение почтительного восхищения, которое так подействовало на нее вчера", и от этого его выражения ее охватывает "чувство радостной гордости". Вот до какой степени она может кружить головы людям - ну как тут не погордиться собой.

Итак, точки расставлены, и сейчас мы проведем небольшой лингвистический анализ. С его стороны - "почтительное восхищение", которое логически можно расчленить на две составные, и смысл сказанного не изменится: он испытывает почтительность и восхищение одновременно. С ее же стороны - "радостная гордость". А "радостная гордость" - это исключительно восторг от себя, и расчленить это выражение невозможно, ибо тогда взятая отдельно "радость" предполагала бы удовольствие видеть Вронского, но при этом оставшаяся в одиночестве "гордость" никак бы с "радостью" логически не монтировалась.

Вообще отношение Вронского к Анне, как я уже отмечала, постоянно характеризуется в романе одним ключевым выражением: покорность. Именно это чрезвычайно привлекает Анну как обещание полной власти над ним. "Почтительное восхищение" - из этой же серии, грань покорности.

Встреча кончается тем, что Вронский признается ей в любви, она умоляет его замолчать и уходит в вагон. Она засыпает в прекрасном настроении. Ее сон крепок и спокоен - в отличие от Вронского, который не спит всю ночь. Показательный штрих...

*

Утром, проснувшись, она вся в привычных хлопотах - о доме, муже и сыне. Ни одной мысли о Вронском нет, как будто и его самого, и даже романтической ночной встречи с ним никогда не было. В ее душе покой и предвкушение дома.

Поезд останавливается, она видит встречающего ее мужа, и вдруг... его уши вызывают в ней странное отвращение. Внезапно поплохевшие уши Алексея Александровича еще не раз появятся на страницах романа - и всегда в тот момент, когда Анне понадобиться