Анна Иоанновна - [156]

Разрозненные выступления были быстро подавлены небольшими отрядами казаков и военных, острог отбит, Харчин схвачен, и к осени восстание завершилось. Следствие выяснило, что оно было вызвано действиями камчатской администрации: «…как от воевод, так и от посланных для збору с ясашных людей ясаку камисаров и других зборщиков чинится ея императорского величества ясашным подданным как в платеже излишняго ясаку, так и от взяткам многое раззорение, наипаче ж приметками своими жён и детей отнимают и, развозя, перепродают».

В итоге наказали всех. Вместе с Харчиным и шестью его сподвижниками были повешены комиссар Иван Новгородов, ясачный сборщик Михайло Сапожников и пятидесятник Андрей Штинников; под кнут и плети пошли 63 русских и 44 ительмена. У всех русских на Камчатке были отобраны и отпущены на свободу холопы из аборигенов, было конфисковано в казну незаконно приобретённое имущество, в том числе пушнина^{643}.

Других аборигенов ещё предстояло «замирить» и «объясачить». Во времена Анны Иоанновны самая северо-восточная часть Сибири оставалась ещё «ни под чьею властию». Для её исследования и покорения была создана Анадырская экспедиция капитана Дмитрия Павлуцкого и казачьего головы Афанасия Шестакова. Шестаков, первым отправившийся в поход, жестоко взыскивал ясак с коряков, но в марте 1730 года на реке Егаче столкнулся с «немирными чукчами» и, не приняв во внимание большой численный перевес противника (его маленькому отряду противостояли почти две тысячи воинственных чукчей), был разгромлен и погиб. Чукчи захватили знамя и ружья и с отбитыми стадами корякских оленей ушли в свои кочевья. Тогда уже Павлуцкий с немалыми силами — 215 солдатами, 160 коряками и 60 юкагирами — решил утихомирить «изменников» и «неясашных и неплатёжных коряк». Коряки, засевшие в острожке на реке Парень, идти «в платёж ясаку» отказались, а когда крепостца была взята штурмом, убивали своих жён и детей и бросались в море. Павлуцкий сжег их юрты вместе с отстреливавшимися из луков людьми.

Дальше отряд отправился в «Чюкоцкую землю». Летом 1731 года пришлось выдержать три сражения с чукчами. «И на тех вышеписанных трёх боях волею всемогущего Господа Бога побили их, чюкоч, немалое число и отбили у них ясашных коряк Анадырского острогу полонных баб и робят сорок два человека, и те пленные женска полу отданы оным корякам, а мужеска полу единатцать человек объясачены, и взят с них на 731 год ясак… Да у них же при боях взято в казну ея императорского величества 136 лисиц красных с лапы и с хвосты», — докладывал Павлуцкий в Якутскую воеводскую канцелярию. На этот раз воинский порядок и оружие сделали своё дело: отряд потерял лишь троих служивых и пятерых «союзников» — коряков и юкагиров; ещё восемь человек умерли по дороге. Но, несмотря на победы, капитан Павлуцкий вынужден был признать: чукчей «в склонение и платёж ясака привесть и уговорить ни по какой мере было невозможно»; не помогал и захват заложников — «отцы детей, дети отцов своих отступаютца»^{644}. Начался затяжной конфликт, завершившийся только в 1764 году отступлением российских «командиров» с Чукотки.

Выход к берегам Тихого океана привёл к «открытию» Японии. Занесённые штормом на Камчатку торговец Содзаэмон и сын шкипера Гондзаэмон в 1733 году были привезены в Санкт-Петербург и представлены Анне Иоанновне в Петергофе; государыня искренне удивилась, что её гости уже научились говорить по-русски, и одарила их деньгами и одеждой. По «протекции» канцлера Г.И. Головкина японцы приняли православие — Содза стал Козьмой Шульцем, а Гондза — Демьяном Поморцевым — и были зачислены в штат Академии наук. Гондза составил пособие по изучению японского языка и словарь, который недавно был издан в Японии^{645}.

Первый визит в Японию совершили участники Второй камчатской экспедиции командора Витуса Беринга. Отправившись с Камчатки, корабль лейтенанта Уильяма Вальтона 17 июня 1739 года пристал к японскому острову Хонсю. Русские моряки впервые высадились на японский берег, запаслись водой и познакомились с японским гостеприимством, «…хозяин того дому встретил ево у дверей изрядно со всякой учтивостью и ввёл в свои покои и, посадя, подчивал ево и бывших с ним служителей виноградным вином ис фарфоровой посуды. И поставили им закусок на фарфоровой же посуде — шепталу (сушёные абрикосы с косточками. — И.К.) мочёною бутто в патоке и редис резаной. Потом поставили перед ними табак и трубки китайские…» — рассказывал корабельный штурман.

Командир Вальтона, капитан Мартин Шпанберг, на бригантине «Архангел Михаил» подошёл к берегу в другом месте, на высадку не решился и устроил торг прямо на палубе «со всякою дружескою ласкою» — раздавал в качестве сувениров серебряные рубли с портретом Анны Иоанновны. Но «наши толмачи курильские говорить с ними, японцами, не умели». Поднявшемуся на борт чиновнику капитан показал на карте страну, из которой прибыл, а японец жестами попросил гостей удалиться, поскольку действовали указы о запрещении вступать в контакт с европейцами^{646}. После появления большого количества японских кораблей капитан снялся с якоря и взял курс обратно на Камчатку.