Анна Иоанновна - [138]
Через руки подьячих с грошовым жалованьем проходили порой колоссальные суммы. Если цифры в счетах не сходились или возникало малейшее подозрение в нанесении ущерба казённому интересу, начиналось следствие, и виновными в итоге оказывались не начальники, а «стрелочники». Даже не отличавшийся милосердием Сенат просил простить копииста Алексея Михайлова, который в отчётности по сумме в 600 тысяч рублей допустил «прочёт» в 127 рублей и при этом был «нимало не корыстен», а ошибся исключительно «от великого приёма и раздачи суммы». Но Кабинет в снисхождении отказал>{567}.
Не менее страшно было для приказного вызвать гнев начальства. В 1739 году закончился суд над каширским воеводой Я. Баскаковым, виновным в убийстве канцеляриста; за то же был вызван к следователю воронежский вице-губернатор Лукин; в том же обвинялся белгородский губернатор И.М. Греков. В Москве президент Вотчинной коллегии А.Т. Ржевский и секретарь Обрютин прямо в «асессорской камере» избили палками и плетьми канцеляриста Максима Стерлигова, после чего несчастного «содержали в цепях и в железах под коллежским крыльцом» за попытку разоблачения злоупотреблений чиновников Елецкой провинциальной канцелярии>{568}.
Даже в столичной Коммерц-коллегии чиновники могли получить пощёчину или плевок в лицо от президента П.П. Шафирова; вспыльчивый барон лично бил секретаря Ивана Балбекова, протоколиста сажал «под караул», а прочих чиновников обзывал «плутами» и «ворами». Назначенные туда коллежские советники публично спрашивали начальника, «будет ли он до них милостив»>{569}.
Недовольные порой винили в своих бедах «немцев». «Вирой взял силу, и государыня без него ничего не делает, как всем о том известно; что де донесут ей, то де и зделаетца; всем де ныне овладели иноземцы», — жаловался советник Тимофей Тарбеев, но сам-то конкретно недоволен был «немилостью» своего русского начальника графа М.Г. Головкина и собирался жаловаться на него императрице>{570}.
Работа над новым Уложением продолжалась в том же направлении, что и в царствование Петра I; новый проект сохранял ту же структуру, что и вариант 1725 года. Первоочередное внимание было уделено разработке «вотчинной» главы — она была подготовлена и обсуждена в 1731 году. Но затем «сочинение» Уложения затормозилось. Только в 1737 году состав Уложенной комиссии был обновлён и руководство ею было поручено компетентному сенатору В.Я. Новосильцеву. К 1739 году комиссия составила «судную» главу, но Сенат стал обсуждать её уже после смерти Анны Иоанновны — в июле 1741 года. Обе главы так и не были обнародованы.
Финансовые «камфузии»
В 1732 году Сенат подсчитал, что накопившиеся с 1719 года недоимки только по таможенным, кабацким и канцелярским сборам составили семь миллионов рублей>{571}. По-прежнему оставались запутанными финансовые отношения между учреждениями. 17 сентября 1732 года Сенат докладывал: Штатс-кон-тора не считает возможным выдать деньги из Монетной конторы на жалованье служащим Ревизион-коллегии, «доколе та контора с Штатс-конторою возымеет счёт», а Штатс-контора вместе с Камер-коллегией не могут выплатить 270 430 рублей на содержание полков в иранских провинциях, поскольку эти чрезвычайные расходы поведено производить из таких же «не положенных в штат» доходов, а они, во-первых, в нужном количестве «никогда в настоящих годах не сбираются», во-вторых, уже расписаны «по посланным указам» на другие нужды>{572}.
Расходы на Низовой корпус не прекратились после вывода его из Ирана, поскольку полки не были расформированы.
Военные требовали денег, и Кабинет распорядился их выплатить. Но в ответ Штатс-контора разъяснила, что сами же кабинет-министры велели содержать эти части за счёт «таможенных доходов», а также поступлений с Украины и других «остаточных» статей, однако теперь, согласно указам, «деньги в Статс-контору не приходят»: доходы от продажи казённых железа и меди остаются в Коммерц-коллегии, от торговли ревенем — в Медицинской канцелярии; к тому же все свободные средства уходят на турецкую войну.
Министры на такое разъяснение обиделись («из того ничего подлинного выразуметь невозможно»), но смогли только порекомендовать «изыскать способы» совместно с Сенатом. Опытные сенаторы, постоянно сталкивавшиеся с подобными заданиями, выход нашли. В Петербурге обнаружили 15 тысяч рублей, из московских канцелярий и контор выгребли 35 тысяч, а затем взяли «заимообразно» из Монетной конторы ещё 50 тысяч — и обеспечили-таки необходимые текущие выплаты>{573}.
Несовершенство налоговой службы и децентрализация сбора и расходования средств постоянно порождали ситуации, когда все участвовавшие стороны были правы и найти виновного не представлялось возможным. Опытный начальник Штатс-конторы Карл Принценстерн, несмотря на «наижесточайшие» указы и выговоры, возглавлял её с петровских времён до самой смерти в 1741 году — вероятно, как раз потому, что был способен ориентироваться в дебрях ведомственных касс и «доставать» необходимые суммы.
