Аниськин и снежный человек - [57]

– Стой, сдавайся, руки вверх!

Лесной житель медленно, послушно поднял руки. Дальнейшее произошло в считанные секунды, хотя для Костика они тянулись медленно-медленно. Обычно так медленно муха тянется по блюдцу с медом. Или космонавты двигаются в открытом космосе. Чудовище подняло руки и моргнуло. Костя, справедливо не поверив в его покорность, потянулся к кобуре. Зверь быстрым движением глаз поймал его жест, резко подпрыгнул, схватился руками за толстую ветку и, помогая себе всей тяжестью своего тела, резко дернул ее вниз.

Комаров поздно понял его маневр. Ветка, на которой повис йети, простиралась как раз над головой молодого участкового. Костя видел, как тонкая часть ветки стремительно летит прямо на него. Он немного присел, спружинил ноги в коленях и уже начал свой прыжок влево, который должен был увести его из-под удара ветки. Но было поздно. Одновременно он подпрыгнул вверх, одновременно лесная величавая тишина взорвалась диким звоном и грохотом, одновременно в голове его жарким пламенем вспыхнул беспощадный костер боли. За вспышкой последовал мрак.

Глава 13 Еще раз тайна тетради зиты и гиты

Веки Комарова слегка дрогнули, и сквозь узкую щель между ресницами проник неяркий свет. Сознание неохотно и неуверено возвращалось в больную голову Комарова.

Где он? Костя попытался сфокусировать зрение на двух белых колоннах, стоящих перед ним, но ничего нового не увидел. Когда в Но-Пасаране успели поставить белые колонны? Постепенно все окружающее становилось более отчетливым, более конкретным. Колонны стали тоньше, почти как столбы, к визуальным ощущениям добавились звуковые. Звучали высокие, чистые детские голоса. Смысл их звучания был непонятен, но звучали они приятно.

Наконец в дело подключилась память, и Комаров вспомнил дикие глаза, прыжок и ветку, неотвратимо летящую на его бедовую голову.

«Я что, в раю, что ли? – не понял Костя, – белые колонны, ангельские голоса. Я в рай не верю!»

Видимо, эта мысль показалась крамольной хозяевам «рая», по крайней мере, наказание последовало незамедлительно. Столбы-колонны вдруг пришли в движение, один их них оторвался от земли и…

– Не надо, – попытался крикнуть Комаров, – я пошутил!

Видимо, это помогло. По крайней мере, столб не обрушился на поврежденную голову Комарова, а ушел куда-то вбок. Усилия, к которым прибегнул Костя, принесли ему новый толчок боли, но вместе с тем, окончательно прояснили сознание и вернули зрение. Столбы стали совсем тоненькие, как молоденькие березки на третьем году жизни, и вообще, оказались не столбами, не колоннами, и даже не молоденькими березками на третьем году жизни, а гольфами вождя пионеров Людки Болотниковой.

– Он пришел в себя, – констатировала Люда. – Уже можно оказывать первую доврачебную помощь.

Ноги в гольфах заслонила белая сумка с алым крестом, чьи-то руки приподняли многострадальную голову Кости и начали неприятно мучить рану, которая, судя по всему, была у него на затылке. Комаров мужественно терпел, когда рану промывали из фляжки, когда вокруг нее защелкали маленькие ножнички, калечившие вполне симпатичную стрижку, но когда его носа достиг ненавистный с детства запах йода, он попытался дернуться.

– Лежите, больной.

Над его лицом склонилась незнакомая круглолицая девчушка.

– Я уже не больной, пустите, – неуверено рявкнул Костя.

– Нам лучше знать, – непостижимым образом, руки девчушки продолжали мучить его бедовую голову, а лицо возникло уже с совсем другой стороны.

– Как это? – не понял Костя. Он мог об заклад побиться, что она не убирала руки с его головы и не уходила.

– У нас старшая сестра врач, – лицо девчушки раздвоилось: одно осталось там, где и было, другое опять выросло у него над головой, – мы часто ей помогаем.

– Слава Богу, – с облегчением выдохнул Костя.

Близнецы Белокуровы! Зита и Гита – сестры Калерии, медсестры из ФАПа. Болотникова говорила, что они как раз отвечают за санитарный сектор. Значит, у него не двоится в глазах. Значит, он не сошел с ума. Значит, кроме царапины на затылке, никакого значительного ущерба для организма не существует. Значит, уже сегодня он узнает тайну тетради Зиты и Гиты. Но не узнает самого главного – кто же все-таки скрывается под шкурой лесного зверя с человеческими глазами.

Костя пришел в себя в считанные минуты. Головокружение прошло совсем после пары бутербродов и глотка теплого чая из фляжки пионера Леньки. Мухтар и Маринка тоже были тут. Ариадна Федоровна лежала под ближайшей елкой без сознания.

– Испугалась? – участливо кивнул Костя в ее сторону.

– Как же! Испугаешь ее! – недовольно фыркнула Маринка, – просто она хотела бежать за своим Лешаком, а мы ее не пустили. Вот она от горя и тоски в обморок и грохнулась. Вы не волнуйтесь, пульс у нее прекрасный, дыхание ровное, скорее всего, она просто притворяется.

Как бы для того, чтобы опровергнуть эти недостойные догадки и испугать окружающих серьезностью положения, Савская судорожно дрыгнула ногой и сдавленно застонала.

– Видите? Все нормально. В крайнем случае, если она не сможет идти, пионеры соорудят из колючих еловых веток носилки и понесут ее по-очереди. А так, как руки у них еще слабые, то они будут часто ронять ее в грязных местах.