Аниран расправляет плечи - [31]

Фелимид, наверное, что-то знал, а потому ни слова не вывалилось из его плотно сжатого рта. Он всё стерпел и молча поклонился.

А затем Его Святейшество, поставив Фелимида на место, обратил всё своё внимание на меня. И, надо признать, под его тяжёлым взглядом я поёжился. Фелимид порядочно разогрел Эоанита и я даже не мог предположить, какой концерт он устроит мне.

— Теперь к делу, — он изобразил дружелюбную улыбку, похожую на оскал волка. — Как я понял, ты и есть аниран? Иваном величают, если не ошибаюсь?

— Мне стоит демонстрировать доказательства? Или Его Святейшество уже знает, что я из себя представляю? — изогнул я бровь.

Эоанит улыбнулся ещё сильнее: видимо, моя оценка его осведомлённости пришлась ему по душе.

— То, что ты из себя представляешь, я, несомненно, вскоре узнаю. Сейчас я лишь хочу посмотреть на тебя. И, как уже вижу, ты вполне достойно выглядишь. Хоть довольно-таки хлипок… Как думаешь, Триединый Бог, который, я уверен, сейчас смотрит на нас с небес, удивляется ли тому, что ты выжил, пройдя столько непростых преград?… Скажи мне, опасны ли были гончие? Как они выглядели?

Я захлопал глазами и усиленно разгонял серое вещество, чтобы понять, кроется ли в этом вопросе подвох. О гончих, как я когда-то слышал от святого отца Элестина, мало кто знал. Только те, кто, что называется, были в курсе.

— Они выглядели, как само зло, — честно признался я, надеясь, что он понимает, что такое «зло» и сможет сам нарисовать картинку. — Но я справился. Я убил их своими руками, — я вытянул перед собой руки и Эоанит с удивлением на них посмотрел.

— Эти слабые руки уничтожили само зло? — его тонкий рот исказила усмешка.

— Уверяю, Ваше Святейшество, они способны на большее, — я постарался не обращать внимание на пренебрежительный тон. — Силу этих рук, мощь дара анирана прочувствовали на себе даже «покаянники». Даже «эсты» признали эту силу, склонились перед ней и стали её верными последователями.

— Культы отребья не несут угрозы настоящему анирану, как не смогут стать достойными союзниками, — не сомневаясь, отмахнулся Эоанит. — Они лишь плевелы, которые аниран обязан выполоть.

— Но разве не под вашим крылом растут эти плевелы? Разве не вы выращиваете в храмовом саду ту пищу, которой потом эти плевелы выкармливаете?

Эоанит удивился. Он посмотрел на меня так, будто совершенно не ожидал таких речей.

— Не понимаю о чём ты. Признание греховности прошлой жизни и всепоглощающее смирение — и есть основа истинной веры в Триединого Бога, чьим живым наместником именно я являюсь на этой земле. Всё остальное — от лукавого. Все, кто считает, что не в смирении спасение, кто отвергает прошлую греховность, кто верит в иные возможности всеобщего спасения — апостаты. Заблудшие души, обманутые отчаяньем, безысходностью и желанием предаваться неге. Карающий меч храмовника обрушится на шею любого апостата с не меньшей силой, чем дар анирана. «Покаянники», «эсты», «отреченники» и прочий сброд — это осколки прошлой жизни. Жизни без смирения и отрицания греха.

Я не нашёлся, что ответить. Как-то чересчур уж аккуратно Эоанит заявил, что к «покаянникам» церковь Смирения не имеет никакого отношения. Хотя другие мне рассказывали об обратном.

— Почему же тогда святой отец Эокаст — если не ошибаюсь, бывший первосвященник Равенфира — врал об аниране принцу Тревину? Почему в поместье примо Фелимида рыскали храмовники? Я своими глазами видел, как они… как они непочтительно относились к вашей дочери — мир её праху. Они всегда стояли на моём пути. Даже следовали за мной, чтобы нанести подлый удар… Если бы не Каталам и Фелимид, оказавшие мне неоценимую услугу…

— Обоих я, несомненно, в своё время за это вознагражу, — перебив меня, Эоанит многообещающе ухмыльнулся. Фелимид даже поёжился от такой ухмылки. — Но почему святой отец Эокаст — бывший? Я его сана не лишал. Я согласен, что он плохо выполнил своё предназначение. Потому был вынужден отправиться в изгнание на восток, где у Чуда Астризии — Храма Смирения — будет замаливать грехи перед Триединым Богом и надеяться на моё прощение… Но, аниран. Воины храма никогда бы не посмели тебе угрожать. Как и я, они — твои союзники, а не враги. Если они пытались тебя отыскать, то только с той целью, чтобы признать тебя и склониться перед тобой. Тебе не стоит бояться ни меня, ни моих воинов. Иногда, чтобы сила веры паствы стала крепче, требуется острый меч. Иногда есть необходимость защиты от апостатов. Всё же они — неизбежность в умирающем мире. И мы должны защищать его. Мы с тобой.

Эоанит положил руку на моё плечо и крепко сжал. Сжал по-дружески крепко.

Я встряхнул головой, словно стряхивал наваждение. Как-то не так идёт диалог. Я не так планировал его вести с тем, для кого, я уверен, я совсем не друг и совсем не союзник. Сама Мириам говорила, что её отец ни за что не допустит, чтобы живой аниран получил защиту короля и обосновался в Обертоне. Она знала что-то, чего пока не знал я. Плюс я планировал то самое смирение, которое Эоанит пестует, уничтожить. Уничтожить всю пассивность и веру в неизбежность. И вряд ли мои планы придутся ему по душе.