Английский язык с В. Ирвингом. Рип ван Винкль - [21]
Rip's heart died away at hearing of these sad changes in his home and friends, and finding himself thus alone in the world. Every answer puzzled him too, by treating of such enormous lapses of time, and of matters which he could not understand: war — congress — Stony Point —, — he had no courage to ask after any more friends, but cried out in despair, "Does nobody here know Rip Van Winkle?"
"Oh, Rip Van Winkle!" exclaimed two or three, "Oh, to be sure! that's Rip Van Winkle yonder, leaning against the tree."
Rip looked (Рип посмотрел), and beheld a precise counterpart of himself (и увидел точную копию самого себя; to behold [bI’hqVld] — beheld [bI’held] — beheld — видеть, замечать; пристально смотреть, вглядываться; precise [prI’saIz] — точный; определенный; членораздельный, отчетливый; counterpart [‘kaVntqpQ:t] — дубликат, копия; двойник), as he went up to the mountain (каким он поднялся в гору): apparently as lazy (по-видимому, столь же ленивый), and certainly as ragged (и, несомненно, столь же оборванный). The poor fellow was now completely confounded (бедный малый был окончательно приведен в замешательство; to confound [kqn’faVnd] — мешать; запутывать; смущать, приводить в замешательство, ставить в тупик). He doubted his own identity (он засомневался в собственной личности; to doubt [daVt] — бояться; подозревать; сомневаться, не доверять; identity [aI’dentItI] — идентичность, тождество; подлинность; личность), and whether he was himself (и был ли он самим собой) or another man (или другим человеком). In the midst of his bewilderment (/когда он находился/ на вершине: «посреди» своего замешательства; bewilderment [‘bI’wIldqmqnt] — смущение; замешательство; недоумение; неясность, путаница), the man in the cocked hat demanded (человек в треуголке спросил) who he was (кто он был), and what was his name (и как было его имя)?
Rip looked, and beheld a precise counterpart of himself, as he went up to the mountain: apparently as lazy, and certainly as ragged. The poor fellow was now completely confounded. He doubted his own identity, and whether he was himself or another man. In the midst of his bewilderment, the man in the cocked hat demanded who he was, and what was his name?
"God knows (Бог /его/ знает)," exclaimed he (воскликнул он), at his wit's end (не зная, что делать: «на концах ума»); "I'm not myself (я — это не я сам) — I'm somebody else (я кто-то другой) — that's me yonder (я вон там) — no (нет) — that's somebody else (там кто-то другой) got into my shoes (занявший мое место: «забравшийся в мои туфли») — I was myself last night (я был собой прошлой ночью), but I fell asleep on the mountain (но я уснул на горе), and they've changed my gun (а они подменили мое ружье), and every thing's changed (и все изменилось), and I'm changed (и я изменился), and I can't tell (и я не могу сказать) what's my name (какое у меня имя), or who I am (или кто я есть)!"
"God knows," exclaimed he, at his wit's end; "I'm not myself — I'm somebody else — that's me yonder — no — that's somebody else got into my shoes — I was myself last night, but I fell asleep on the mountain, and they've changed my gun, and every thing's changed, and I'm changed, and I can't tell what's my name, or who I am!"
The by-standers began now to look at each other (зеваки начали теперь смотреть друг на друга), nod (кивать), wink significantly (подмигивать многозначительно; significant [sIg’nIfIkqnt] — значительный, важный, существенный; многозначительный; выразительный), and tap their fingers against their foreheads (и стучать своими пальцами по лбам; forehead [‘fOrId] — лоб). There was a whisper, also (кто-то также зашептал: «там был шепот также»; whisper [‘wIspq] — шепот; молва; намек), about securing the gun (о том, что нужно завладеть ружьем: «о завладении ружьем»; to secure [sI’kjVq] — охранять; защищать; обеспечивать безопасность; страховать; завладевать), and keeping the old fellow from doing mischief (и удержать старика от злодеяния; mischief [’mIstSIf] — вред; убытки; беда, зло; озорство, проказы), at the very suggestion of which (при самом намеке о котором; to suggest [sq’Gest] — советовать; предлагать; намекать) the self-important man in the cocked hat retired (важный человек в треуголке отступил) with some precipitation (с некоторой поспешностью). At this critical moment (в этот критический момент) a fresh comely woman pressed through the throng (свежая: «молодая» миловидная женщина прорвалась сквозь толпу; fresh [freS] — свежий; натуральный; чистый; только что появившийся; дополнительный; comely [‘kAmlI] — привлекательный, миловидный, хорошенький; throng [TrON] — толпа, толчея; множество, скопление) to get a peep at the gray-bearded man (поглядеть на седобородого мужчину; peep [pi:p] — беглый взгляд; тайный взгляд, взгляд украдкой). She had a chubby child in her arms (у нее на руках был толстощекий ребенок; chubby [‘tSAbI] — круглолицый; полнощекий), which, frightened at his looks (который, испугавшись его вида), began to cry (начал плакать). "Hush, Rip (тише, Рип;
Есть две причины, по которым эту книгу надо прочитать обязательно.Во-первых, она посвящена основателю ислама пророку Мухаммеду, который мирной проповедью объединил вокруг себя массы людей и затем, уже в качестве политического деятеля и полководца, создал мощнейшее государство, положившее начало Арабскому халифату. Во-вторых, она написана выдающимся писателем Вашингтоном Ирвингом, которого принято называть отцом американской литературы. В России Ирвинга знают как автора знаменитой «Легенды о Сонной Лощине», но его исторические труды до сих пор практически неизвестны отечественному читателю.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В «Рипе Ван Винкле» Ирвинг использовал европейский бродячий сюжет о «спящем красавце» – его герой, проспав в пещере 20 лет, как Фридрих Барбаросса, просыпается и не узнаёт родную страну…
Это первый американский писатель, получивший мировую известность и завоевавший молодой американской литературе «право гражданства» в сознании многоопытного и взыскательного европейского читателя, «первый посол Нового мира в Старом», по выражению У. Теккерея. Ирвинг явился первооткрывателем, ставших впоследствии магистральными в литературе США, тем; он первый разработал новеллу, излюбленный жанр американских писателей, и создал прозаический стиль, который считался образцовым на протяжении нескольких поколений.
Вашингтон Ирвинг – первый американский писатель, получивший мировую известность и завоевавший молодой американской литературе «право гражданства» в сознании многоопытного и взыскательного европейского читателя, «первый посол Нового мира в Старом», по выражению У. Теккерея. Ирвинг явился первооткрывателем ставших впоследствии магистральными в литературе США тем, он первый разработал новеллу, излюбленный жанр американских писателей, и создал прозаический стиль, который считался образцовым на протяжении нескольких поколений.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.