Английские бунтари - [91]

Сила и организованность чартизма находились в прямой зависимости от экономического положения трудового народа. В периоды относительного процветания о нем забывали; когда же страна была во власти очередной экономической депрессии, что неизбежно влекло за собой массовую безработицу, трудящиеся вспоминали о своем политическом неравноправии и выражали готовность к решительным действиям. По меткому замечанию доктора Файнера, «чартизм стал сборным пунктом для всех, кто чувствовал себя слишком слабым, чтобы бороться с нищетой в одиночку».

Наступил 1848 г., ставший для всей Европы годом революционных бурь и перемен. Во Франции снова утвердилась республика. Немало европейских деспотов, особенно в германских государствах, были вынуждены пойти на предоставление своим народам определенных конституционных гарантий, включавших в себя некоторые из шести главных требований Народной хартии, осуществления которых самим английским трудящимся добиться пока так и не удавалось. Под воздействием всех этих демократических изменений, проходивших на фоне экономического застоя и высокого уровня безработицы в самой Англии, чартизм в какой-то мере возродил свою былую силу.

Очередная кампания в поддержку уже третьей по счету петиции, состоявшей на этот раз не из шести, а из пяти главных пунктов (по настоянию О’Коннора было снято требование о тайном голосовании), началась с избрания делегатов нового чартистского конвента. В случае, если парламент снова отвергнет требования народа, предлагались два возможных варианта ответных действий: первый — конвент объявит себя постоянным органом и провозгласит Народную хартию законом страны; второй — избранная на массовых митингах Национальная ассамблея (или Народный парламент) через голову палаты общин вручит петицию королеве Виктории и будет продолжать заседания до официального признания Хартии. Ни тот, ни другой варианты не вселяли особых надежд, однако предпочтение, несмотря на наличие в чартизме элемента явных республиканских устремлений, было почему-то отдано второму варианту.

Вручение петиции (по словам чартистов, к марту 1848 г. под ней подписались около шести миллионов человек) было назначено на 10 апреля 1848 г.; сделать это поручили О’Коннору, который к тому времени уже был членом палаты общин. Предполагалось, что вначале на пустыре Кеннингтон-Коммон (ныне Кеннингтон-Парк) будет проведена массовая демонстрация, а уже оттуда торжественная процессия с оркестрами и знаменами двинется к Вестминстерскому дворцу, как бы символизируя собой волю английского народа.

Правительство готовилось к этому событию, как к предстоящему вторжению иностранных завоевателей. Чиновники в спешном порядке «отыскали» давно забытый закон, принятый в XVII в., по которому воспрещалось представление петиции группой более 10 человек. Одновременно был принят новый закон, делавший уголовно наказуемым преступлением попытки «держать в страхе и запугивать» любую из палат парламента. Оборону лондонским районом поручили непримиримому врагу всех оппозиционных движений герцогу Веллингтону[119]. Приняв командование, престарелый, но полный честолюбия герцог — а ему в то время было уже около 80 лет — не теряя времени сосредоточил войска на стратегически важных подходах к столице и прежде всего у всех мостов через Темзу, а также приступил к созданию добровольного ополчения почти из 170 тыс. констеблей.

В назначенный день на пустыре собралась огромная толпа (по подсчетам чартистов, там было не менее 250 тыс. человек; по мнению их противников — не более 25 тыс.). Когда туда прибыл О’Коннор, его задержали и отвезли к начальнику полиции, который официально информировал его о том, что митинг проводить можно, а марш ко дворцу — нет. О’Коннор согласился. В то время, как ораторы, сменяя друг друга, произносили зажигательные речи, несколько человек на трех кэбах доставили петицию к зданию парламента, где и вручили ее под смех и оскорбительные шутки достопочтенных депутатов.

Ознакомившись с текстом петиции, специальный комитет палаты общин заявил, что некоторые из подписей были фальсифицированы — какие-то глупые шутники или провокаторы занесли в подписи такие имена, как королева Виктория, герцог Альберт и т. п., — и что их общее число составляло «всего» два миллиона. По просьбе О’Коннора рассмотрение петиции было отложено на три месяца; когда же оно состоялось, палата общин снова, вот уже в третий раз отклонила ее подавляющим числом голосов (224 против 15).

Это было смертельным ударом по чартистскому движению. Члены конвента довольно апатично обсудили возможность обратиться к рабочим с призывом к вооруженному восстанию, однако за этим не последовало никаких конкретных шагов. В некоторых промышленных городах имели место локальные бунты, но они были без труда подавлены войсками. Массовые демонстрации рабочих в самом Лондоне разогнали солдаты, полиция и… сильный дождь. Все эти половинчатые попытки протеста привели только к аресту, тюремному заключению или ссылке на каторгу многих сотен людей. Нервный, психически неуравновешенный О’Коннор лишился рассудка и оказался в сумасшедшем доме, где скончался несколько лет спустя. Немало активистов движения эмигрировали, а еще больше отбывали различные сроки наказания в местных тюрьмах и каторжных поселениях далекой Австралии.