Как я потихоньку начинаю понимать, во всех английских новостях излюбленная тема – бытовые и уличные убийства с подробностями. Они муссируются по нескольку дней и часто занимают по времени столько же, сколько все остальные новости, вместе взятые. Англичане все это внимательно слушают (Джеймс так даже звук погромче включает) и следят за расследованием и деталями. Из-за этого ощущение такое, будто в стране ужасно много криминала, хотя я тут вычитала, что убийств, похищений детей и других преступлений в Англии не больше, чем 20–30 лет назад, и преступность здесь ничтожно мала по сравнению, например, с Россией. Забегая вперед, скажу, что почти все преступления, про которые они так подолгу и смачно говорят сейчас, через несколько месяцев оказались раскрытыми. Об этом, кстати, тоже по телевизору расскажут в деталях. При этом меня удивило, что в Англии обычным полицейским и даже тем, кто разгоняет всякие беспорядки, не положено иметь огнестрельное оружие, у них есть только резиновые дубинки.
Хоть я и не любительница телевидения вообще, но есть здесь моменты, которые мне нравятся. Нравится, например, как по утрам ведут новости на одном из основных каналов: ведущие сидят на угловых диванчиках, шутят и подкалывают друг друга; приглашают всяких знаменитостей, общаются с ними и друг с другом совершенно неформально, хохочут, принимают довольно раскованные позы. Все это немножко не вяжется с их официальными деловыми костюмами и галстуками – но как-то мило не вяжется.
После завтрака Джеймс сидит, уткнувшись в какие-то тексты на экране. При этом звук телевизора продолжает вещать про последние новости. Мне это действует на нервы: ты или смотришь телевизор, или нет, а так, наполовину, – это уж слишком! Я тяну его за рукав: “Что это ты такое странное делаешь? И сколько можно сидеть вот так, – может, уже чем-нибудь полезным заняться?” Джеймс изумляется: “А я и занимаюсь полезным делом, я свои акции отслеживаю!” И тут мне приходится выслушать, что по обычному телевизору смотрят не только фильмы и ТВ-программы. Здесь есть телетекст, по которому можно узнавать, например, прогноз погоды, текущую стоимость акций (с отставанием от торгов всего на 15 минут), курсы валют, выигравшие лотерейные билеты, победителей на скачках, приземлился ли в аэропорту нужный вам самолет и многое другое. Для этого стоит только нажать кнопку “телетекст” на пульте управления. Мы потом с Джеймсом стали вместе свои акции по телевизору отслеживать.
Выходим, наконец-то, на улицу, и я замечаю, что в общем дворе нашего дома стоит каменная штука, напоминающая мне такие подставки для питьевой воды, которые раньше попадались в парках культуры и отдыха в России. Еще она напоминает фонтан в виде небольшого, но глубокого блюда на каменной ножке. Только при ближайшем рассмотрении оказалось, что никакая вода к этой штуковине не подведена, хоть и видно, что дождевая вода там иногда скапливается. Я гадаю-гадаю, зачем это, – вроде бы никакой художественной ценности не представляет, практической – тем более, и не старинная штука, опять же. Потом сдаюсь и спрашиваю у Джеймса: “Ты, часом, не знаешь, для чего это?” – и тычу в нее пальцем. Джеймс смотрит на меня, как на дитя неразумное, и насмешливо говорит: “Это же емкость для птиц, чтобы им дождевую воду было пить удобнее!”
До обеда еще куча времени, и мы решаем проехаться по окрестностям. Оказывается, что совсем недалеко отсюда есть несколько военных баз. Все местные об этом знают, а меня очень удивляет указатель на дорогах: “К военной базе”. Мы едем по этому указателю, и тут я начинаю беспокоиться: паспорта у меня с собой нет; а даже если бы и был – еще примут за шпионку! И так аккуратненько Джеймса спрашиваю: “А может, не стоит туда ехать? Еще неприятностей потом не оберемся!” Джеймс настораживается: “Что ты имеешь в виду?” Я опасливо говорю: “Ну, военная база все-таки… Может, они не хотят, чтобы иностранки типа меня шлялись мимо нее туда-сюда!” Джеймс изумленно вскидывает на меня глаза – такая мысль ему явно никогда не приходила в голову. Потом сдержанно говорит, что ничего такого страшно секретного тут нет, просто иногда по этой дороге всем можно ездить, а иногда нельзя. В последнем случае в ее начале вешают знак: “Стрельбища, дорога закрыта”. Это значит, что в этот день по ней передвигаются танки и постреливают по сторонам – и никакой таинственности. А потом вешают знак: “Дорога открыта”, и все опять спокойненько по ней разъезжают. Правда, весело говорит он, лучше особо не разгоняться – дорога узкая и извилистая, и за поворотом даже в обычный день можно легко налететь на танк.
Тут я замечаю необычные дорожные знаки, а Джеймс снисходительно мне поясняет: “Это как раз для них – чтобы они не носились тут быстрее тридцати миль в час”. Сами-то мы с ним едем значительно быстрее, и вот за очередным поворотом и правда видим два ползущих друг за другом танка. И если честно, то не ползущих, а передвигающихся с довольно приличной для таких громадин скоростью. Мы пристраиваемся к ним в хвост, а потом все вместе подъезжаем к перекрестку, и я чуть не вываливаюсь из нашей машины от удивления: эти огромные чудовища дисциплинированно включают левый поворотник!
