Англия в раннее средневековье - [53]

Таким образом, тенденции раннефеодального развития, побеждавшие на рубеже X–XI вв., привели к настойчивым попыткам крепнущих государственных институтов, и прежде всего королевской власти и церковной организации, к ограничению былого всевластия родовых распорядков в защите членов англосаксонского социума от кровопролитных и дорогостоящих способов защиты чести и достоинства своей семьи. Королевское законодательство и представители католического клира последовательно настаивали на замене этих способов, непроизводительно тративших человеческие жизни и материальные ресурсы, строго отработанной системой возмещений — вергельдов, учитывавшей все обстоятельства совершения преступления, а также личность самого преступника и его жертвы. Но все усилия государства не смогли привести к полному замещению вендетты денежными компенсациями, что, конечно, было показателем огромного значения, которую продолжала играть родовая организация в различных сферах личной, семейной и общественной жизни англосаксов.

Касаясь темы рабства, заметим, что, несмотря на учащение в X–XI вв. случаев отпуска рабов на волю (правовые документы этого времени специально оговаривают процедуру предоставления свободы)[582], большинство из вольноотпущенников, получая небольшие земельные наделы и сельскохозяйственный инвентарь от своих бывших господ, фактически сохраняли полную зависимость от них[583]. Можно, разумеется, спорить о том, насколько старый термин «раб» (theow), применяемый для обозначения различных категорий лично-зависимых людей, соответствовал реальному их статусу. Однако вряд ли можно сомневаться в том, что сохранение самого этого понятия было не только данью консерватизму терминологии, как считают некоторые исследователи[584], но и хотя бы отчасти отражало определенные стороны социальной действительности изучаемого периода. Это подтверждается анализом тех же судебников и других документов, который показывает, что личная зависимость вольноотпущенников не была фикцией, а составляла неотъемлемую черту их правового и социального положения[585]. Законодательство и особенно завещания нередко прямо приравнивают несвободных и вольноотпущенников к рабочему скоту, перечисляя их подряд: «13 мужчин, способных к труду, и 5 женщин, и 8 юношей, и 16 волов»[586]. Статьи многих поздних сборников королевских законов вообще напоминают об ужасах античного рабства. Так, согласно одному из кодексов Этельстана, беглый раб, будучи пойман, подлежал побитию камнями до смерти. При короле Эдмунде в случае совершения рабами кражи зачинщика предписывалось убить, а остальных трижды высечь, скальпировать и отрубить у каждого мизинец. Король Этельред Нерешительный постановлял, что если раб будет уличен посредством ордалии в любом преступлении, то в первый раз он должен быть (!) заклеймен; вторичное нарушение закона каралось отсечением головы[587].

Характерно и то, что доля рабского труда была чрезвычайно велика как раз в тех англосаксонских манорах, которые являлись таковыми только по названию. Этот тип вотчин, весьма распространенный в донормандской Англии, складывался не как феодальная сеньория (за счет подчинения свободных общинников), а скорее как продолжение германских традиций эксплуатации несвободных. Основу его хозяйства составляли люди именно рабского статуса, которые частично были испомещены на землю, а частично находились на положении господской челяди[588].

Заметная устойчивость рабства в поздний англосаксонский период имела своим следствием очевидную замедленность феодального подчинения крупными землевладельцами свободного общинного крестьянства. Последнее особенно явно проявило себя в Области датского права и в некоторой степени в северо-западной Англии, где датские и норвежские поселенцы, поделившие здесь между собой земли, сохраняли личную свободу и хозяйственную самостоятельность, лишь номинально признавая над собой власть своих собственных предводителей, а затем англосаксонских королей. Это не могло не способствовать консервации в этих районах Англии многих дофеодальных социальных институтов, включая мощное общинное землевладение и иные традиции варварской эпохи. Кроме того, в Восточной Англии от предшествующего времени сохранялся довольно большой слой свободных общинников-англосаксов, которые под названием сокменов фиксируются еще и в «Книге Страшного Суда»[589].

Подведем итоги. Несмотря на все успехи феодализации в X–XI столетиях, к моменту Нормандского завоевания англосаксонская феодальная система еще не сложилась полностью. Процесс личного, имущественного и юридического принижения основной социальной группы англосаксонского общества — свободных общинников — кэрлов, активно развивавшийся в это время, был далек от завершения, а традиционное деление на свободных и рабов продолжало оставаться важнейшим элементом социальной стратификации. Общественные структуры сохраняли многие черты многоукладное, начиная от элементов родоплеменного строя и кончая значительной ролью рабства и труда полусвободных. В целом, как представляется, общественный строй англосаксов достиг уровня, характерного для стадии раннего феодализма. Лишь Нормандское завоевание и его ближайшие последствия окончательно утвердили в Англии феодализм, приблизив его к тому типу общественных отношений, который существовал в регионах континентальной Европы.