Англия в раннее средневековье - [23]
Помимо богов мир язычников-англосаксов был населен великим множеством злых и добрых духов, а равно чудовищами и прочими сверхъестественными существами, которые могут как навредить, так и помочь человеку. Борьбе именно с такими чудовищами, живущими в пещерах или на дне озера, посвящена, например, значительная часть подвигов героя поэмы «Беовульф».
Посредниками между божествами и людьми у англосаксов были языческие жрецы, пользовавшиеся среди населения большим уважением и даже вызывавшие суеверный страх. Жрец обязан был соблюдать определенные табу, например никогда не носить оружия и ездить верхом только на кобыле, и считался лицом неприкосновенным. Да и мало кто осмелился бы напасть на него, поскольку он наделялся многими сверхъестественными возможностями. Так, англосаксы верили, что жрец способен связать своего врага по рукам и ногам произнесением соответствующих заклятий[254]. Вообще в их раннем обществе была сильно развита вера в действенность различных заговоров, амулетов и других магических предметов и актов. Сверхъестественная сила приписывалась и буквам древнегерманского алфавита — рунам[255]; владеющие письменностью обладали волшебным знанием, помогающим в трудную минуту, например, освободиться от наложенных на них оков. Особое внимание обращалось на различные фазы Луны, которыми регулировались, по представлениям англосаксов, счастливые и несчастливые дни для тех или иных конкретных дел[256].
Пожалуй, наиболее сложными проблемами, связанными с языческой религией англосаксов, являются их вера в загробную жизнь и соотношение их верований с морально-этическими нормами. Погребальная практика англосаксов, обычно предполагающая помещение в могилу умершего различных вещей, как будто свидетельствует о том, что они признавали возможность жизни после смерти, в которой эти вещи найдут применение. Однако если мы примем во внимание слова одного знатного нортумбрийца переданные Бедой, о том, что жизнь человека подобна «полету ласточки через королевский покой, появляющейся из темноты и в темноту же возвращающейся»[257], то будем вынуждены признать, что эта вера была весьма неопределенна, во всяком случае что касается представителей знати. Дальнейший рассказ Беды заставляет предположить, что англосаксы не слишком интересовались этим, ожидая от своих богов конкретных материальных благ на этом, а не на том свете.
Что касается вопроса о связи англосаксонского язычества с морально-этическими представлениями, то он остается, по существу, полностью открытым. Нарушение клятвы, данной на священных предметах, вызывало гнев божества[258]. Тацит, к примеру, сообщает, что народные собрания германцев происходили иногда в святилищах, что делало нарушение мира при их проведении святотатством[259]. Но англосаксы, судя по «Беовульфу», считали также, что человек должен больше заботиться о своей земной репутации, нежели о посмертном воздаянии[260].
Не подлежит сомнению, что многие языческие воззрения вошли составной частью в тот комплекс христианских представлений, который формируется у англосаксов с конца VI столетия. Сказанное, однако, не означает, что их приобщение к новой религии проходило безболезненно и гладко. Напротив, оно несло с собой глубокий социально-психологический перелом, сопровождавшийся разнообразными и нередко противоречивыми изменениями в духовной сфере жизни раннего англосаксонского общества.
Посылая Августина за море, папа Григорий I в сопроводительном письме к франкским королям, через земли которых должна была двигаться миссия, указывал на то, что галльское духовенство не предпринимает усилий по крещению англосаксов[261]. Подобное же обвинение мы находим и у Беды Почтенного, который подчеркивает отсутствие интереса к проповеди среди них в самой Британии[262]. Разумеется, начавшееся в середине V в. массовое военно-колонизационное движение англосаксов не могло не привести к определенному упадку религиозно-церковной жизни в стране. Англосаксы не могли сразу оценить достоинства той религиозной системы, которая оказалась неспособна уберечь своих последователей от поражения, а бритты, выжившие в ходе завоевания, по понятным причинам не выказывали горячего желания заняться обращением своих завоевателей. Тем не менее делать на этом основании вывод о том, что христианизация англосаксов была едва ли не исключительно делом рук миссионеров, посланных римской курией[263], не вполне справедливо.
До англосаксонского завоевания религиозная жизнь провинции Британия была насыщена, разнообразна и развивалась по трем основным направлениям. Официальной государственной религией Римской Британии, как и всех остальных частей империи, был культ царствующего императора, а также тех его предшественников, которые были обожествлены после смерти. При этом как правящий монарх, так и его ближайшие родственники обычно отождествлялись с наиболее чтимыми римлянами богами — Юпитером, Юноной и Минервой. Кроме этой «Капитолийской триады» в романизированных районах страны, особенно в городах и военных гарнизонах, было широко распространено поклонение и другим римским божествам — Нептуну, Марсу, Диане, а также местным бриттским богам и богиням, ассоциировавшимся с ними. Не меньшее значение, особенно к концу римского периода, стало приобретать почитание различных восточных божеств; особой популярностью пользовались Изида и Митра
