Разумеется, в объявлении не содержалось и малейшего намека на уже существовавшие между Эмили и Джейсоном родственные отношения, и жители городка отнеслись к этому с пониманием.
Все — за исключением, пожалуй, констебля Тредуэлла, который вот уже четырнадцать лет пытался разрешить неразрешимое с упорством истинного полицейского, так хорошо описанного Жюлем Верном в образе сыщика Фикса. На протяжении всей книги «Вокруг света за восемьдесят дней» Фикс поджидал случая арестовать Филеаса Фогга, который, как он подозревал, вовсе не был джентльменом, за кого он себя выдавал, а был дерзким вором, похитившим из Английского банка пятьдесят пять тысяч фунтов стерлингов.
Вскоре после возвращения из Америки Джейсон Фланнери купил экземпляр знаменитого приключенческого романа, переведенного и выпущенного в свет английским издательством «Раутледж и К˚», прочтя однажды в «Таймс», что одной из самых захватывающих сцен в нем было описание нападения на поезд банды свирепых индейцев сиу.
Все, что касалось сиу, отныне не могло быть ему безразлично.
За это время он успел прочесть: «Сцены индейской войны в Соединенных Штатах»[50] Бурнишона; рассказ священника Эннепена[51], находившегося в плену у индейцев Висконсина; «Индейское детство» доктора Истмена (того самого, помогавшего раненым в церкви Пайн-Риджа и вверившего Джейсону судьбу маленькой Эхои); «Один день из жизни в стойбище сиу» Элис Флетчер[52]; «Рассказ о том, как я была пленницей у индейцев сиу» Фанни Келли[53], а также «Историю войны с индейцами сиу» Айзека Херда[54].
Долгие часы он проводил за просмотром библиотечных каталогов, где, по его мнению, был шанс раздобыть хоть какой-нибудь материал по вопросам социальной антропологии, однако жизнь народа лакота-сиу, похоже, мало интересовала библиотеки Йоркшира, да, пожалуй, и остальной Англии.
Пока Джейсон пробегал глазами названия — как знать, вдруг повезет? — соответствующие тому, что он искал, Эмили играла, пристроившись у него в ногах и свернувшись клубочком, точно довольная жизнью кошка. Порой она часами жевала сорванные с дерева листочки, превращая их в липкие темные шарики, которые затем выплевывала прямо в лицо Джейсону, норовя угодить то в глаз (за что полагалось пятьдесят очков), то в ноздрю (сто очков), либо в рот, когда того одолевала зевота (у Джейсона рот был большим, и разевал он его широко, из-за чего попадание в цель стоило лишь двадцать очков), или же в головку трубки, когда смоченный слюной шарик вызывал легкое потрескивание, вслед за чем из нее вырывалась тоненькая струйка голубоватого дыма (всего тридцать очков — хотя зрелище впечатляло, однако учитывалась легкость достижения цели: трубка не двигалась, и красное, доступно зиявшее жерло не представляло трудности для такого меткого стрелка в сарбакан, хотя и без сарбакана, каким была девочка).
День шел за днем, вечер за вечером, и Эмили потихоньку подрастала. Грудь ее и бедра приобретали новые очертания, словно руки умелого горшечника придавали все более округлые и совершенные формы драгоценной вазе.
В один из таких прекрасных вечеров ей исполнилось десять лет, в другой — пятнадцать, а еще в один — девятнадцать.
Перенесемся в тот самый вечер, осенний вечер ее девятнадцатилетия.
Устремившись от Гримсби к северу вдоль устья Хамбера, юго-западный ветер гнал перед собой тяжелые, набрякшие дождем облака, и те, хотя и не встретив на своем пути заметных препятствий, тем не менее прорвали свое могучее брюхо и разразились обильным и теплым ливнем, так что и Чиппенхэм получил положенную ему долю.
Подходил к концу день фотосъемки, на редкость утомительный — солнце то выглядывало, то снова пряталось, вынуждая Джейсона и его ассистентку Эмили то и дело сдвигать и раздвигать тяжелые драпировки, служившие для уменьшения либо увеличения освещенности в теплице.
Джейсон добился того, что ему согласилась позировать Кристабель Панкхерст, вместе со своей матерью Эммелиной основавшая «Женский социально-политический союз»[55]. Кристабель выставила единственное условие — она должна свободно и абсолютно бесплатно распоряжаться всеми сделанными снимками. Прошло уже два года с момента создания движения суфражисток, чей образ изрядно поблек, и Кристабель была согласна на все, лишь бы их борьба вновь была отражена на первых полосах газет. Для митингов и шествий «Женский социально-политический союз» крайне нуждался в ярком представлении, особенно в плакатах с изображением лидеров движения.
Как-то раз на собрании Либеральной партии в Лондоне Кристабель плюнула в лицо полицейскому, который хотел помешать ей выступить с политическими требованиями; немедленно задержанная, она отказалась выплатить символическую сумму штрафа в пять шиллингов, что и привело ее в тюрьму.
Она как раз только что покинула застенок, еще сохранив в лице интересную бледность. В Пробити-Холл молодая женщина явилась в зеленом фигаро и белоснежной блузке, которые очень шли к ее золотисто-каштановым волосам, собранным сзади в мягкий узел; грудь суфражистки украшал большой медальон в стиле ар-нуво, изображавший то ли цветок орхидеи (по мнению Джейсона), то ли стрекозу (на взгляд Эмили, впрочем, у нее еще не было возможности узнать, на что похожи орхидеи).
