Англичане в допетровской России - [53]
В 1662 г. в Англию было отправлено посольство Петра Прозоровского и Ивана Желябужского. В дар английскому королю царь пожаловал: меха, шубы, персидские ковры, восточные ткани, а также породистых скаковых лошадей, ловчих птиц, пушных зверьков и моржовую кость. «Экзотическую» часть дара составляли живые горностаи, верблюды, 4 цапли и пеликаны[329]. Русское посольство было встречено в Лондоне с большим почетом: пушечным салютом с кораблей на Темзе, восторженными криками встречавшей прибывших «московитов» толпы. Послов заверили, что «король ни к кому из государей не питает такой приязни, как к русскому кесарю… что кроме русского государя, никто не оказал ему такой милости, когда он был в изгнании, ждет король, чем бы воздать великому государю за эту милость». Когда же посланники передали королю просьбу царя о займе в 10 тыс. ф. стерл., Карл ответил отказом, заявив: «Я вседушно бы рад помочь любительному моему брату, да мочи моей нет, потому что я на королевстве внове, ничем не завелся, казна моя в смутное время вся без остатку разорена, и ныне в большой скудости живу, а как Бог даст, на своих престолах укреплюсь и с казною сберусь, то буду рад и последнее делить с великим государем нашим»[330]. Когда же посланники обратились за займом к английскому купечеству, то и от них получили отказ.
Несмотря на то, что англичане отказались оказать финансовую помощь царю, они по-прежнему продолжали настаивать на возвращении прежних привилегий для своего купечества. В феврале 1664 г. в Москву было отправлено посольство родственника короля графа Карлайла. Его визит не задался сразу. Шотландский майор, состоявший много лет на царской службе, Патрик Гордон свидетельствовал: «Английский посол простоял два дня в Ростокине. Из-за ошибки гонцов, сновавших по Тверской дороге, откуда обычно прибывают послы всех стран и где с обеих сторон были расставлены иноземная и русская пехота и кавалерия… послу не удалось совершить въезд (в Москву), пришлось с великим неудобством ночевать в деревеньке Прутки, что весьма его возмутило. Он отправил письмо к Его Величеству, изложив эти обстоятельства и восприняв сие как оскорбление». Посол требовал извинений, но когда «его пообещали удовлетворить, приготовился к оному. Свита его была не столь многочисленна, сколь нарядна, в богатых ливреях, и все дворяне прекрасно одеты». Как подчеркивал Гордон, послу оказали «самый блестящий прием с обычными церемониями, на что сам император с императрицей и всей высшей знатью взирали с городских ворот. Было уже поздно, когда (посол) добрался до своего жилища — большого каменного дома на широкой улице»[331].
Первая аудиенция посла у царя состоялась 11 февраля. В честь приезда высокого гостя в Кремле были выставлены стрельцы с ружьями, знаменами и барабанами. На лестницах и переходах царского дворца стояли стрелецкие военачальники в цветных кафтанах, вход в покои царя охраняли высшие военные чины. Англичан поразила пышность убранства царских покоев, стены которых были «обиты бархаты и атласы и коврами персицкими золотыми… и по крыльцы посланы ковры ж и крыльцо наряжено, и сени, и передняя наряжены»[332].
Английский посланник преподнес царю дары от короля, которые принесли 13 слуг. Среди даров были ружье, принадлежавшее королю Карлу I и «рукомойный серебряный гарнитур» его супруги Генриетты Марии. Имелись в числе королевских подарков также 6 медных пушек. Завершилась торжественная встреча посла своеобразным «фуршетом», на котором царь пил за здоровье английского короля «романею» из кубка, а участники посольской свиты и бояре — рейнское вино.
Как свидетельствовал Гордон, английский посланник трижды встречался с царем. 13 февраля начались переговоры, во время которых царю была вручена королевская грамота. В ней содержалось две главных просьбы Карла: сохранить с ним «прежнюю братскую дружбу и любовь» и возвратить привилегии английским купцам. Если первая статья грамоты нашла понимание, то вторая встретила со стороны царя отказ. «Торговали англичане в Московском государстве беспошлинно лет сто и нажились, — возмущались царские советники, — а товаров, которые были годны в царскую казну, по своей заморской цене не давали; заповедные товары привозили и вывозили тайком; чужие товары привозили за свои, чтобы не платить пошлин; один из купцов Английской компании приезжал в Балтийское море на военном корабле и хотел грабить царских подданных, которые ездят в Швецию для торговли. Мы думаем, — заключали бояре, — что королю все это неизвестно; иначе он не стал бы просить о подтверждении прежних жалованных грамот»[333].
После долгих переговоров Карлайлу объявили решение царя: разрешить 10 купцам (против 23 прежних) из Архангельска ездить торговать в Москву, но с обязательной уплатой пошлин, «наравне с другими иноземцами». Подобное распоряжение Алексея Михайловича огорчило посла. «Если царское величество привилегий не возвратит, — говорил он, — то как между обоими великими государями основанию дружбы быть крепку?» На это бояре отвечали: «А когда король отказал дать взаймы денег, то ведь от этого дружба не нарушилась?» Карлайл стал упрекать московское правительство в том, что оно «нарочно запросило так много денег у короля взаймы, чтобы придраться к отказу и не дать привилегий купцам». Бояре возмущались и обвиняли посла в том, что тот «взял большие деньги со своих купцов и потому так сильно хлопочет о восстановлении привилегий»
