Англичане в допетровской России - [32]
Последняя попытка Годунова найти подходящую партию для дочери за границей относится к 1603 г. Царь направил Салтыкова к герцогу Шлезвигскому с просьбой женить на Ксении одного из своих сыновей. Выбор пал на принца Филиппа, который охотно согласился на данное предложение. Однако время было упущено. В московском государстве начинались «смутные» времена. В результате очередная попытка царя Бориса породниться с западными аристократами потерпела крушение.
Неудачей обернулось и еще одно предприятие царя, направленное на более тесное сотрудничество с Западной Европой: посылка русских «студентов» на обучение за границу. В 1601–1602 гг. Борис Годунов послал «на учение» в разные страны — Францию, Любек и Англию 18 молодых людей. Судьба большинства из них осталась неизвестной, так как никто из них на родину не вернулся. Лишь немногие сведения сохранились о тех «студентах», которые отправились в Англию. Грамота Бориса Годунова от 22 июня 1602 г. гласила: «По нашему указу посланы в Аглинскую землю для науки разных языков и грамотам Микифорко Григорьев, Афонька Кожухов, Казаринко Давыдов, Федька Кастомаров, а проводить их послан до Вологды и до Архангельского города Парфен Кашинцев». В грамоте также указывалось, какие продукты были выданы «студентам» в дорогу из царских запасов: 4 четверти сухарей, осьмина круп, толокна, 8 полотей мяса, 4 ведра вина «с кабака», 4 ведра уксусу[202]. Сопровождал молодых людей в дальний путь «английский гость» Иван Ульянов (Джон Мерик), который и засвидетельствовал данное ему поручение: «Его Величество (Годунов) представил мне 4 юношей, благородных детей, вполне достойных для того, чтобы я взял их с собою в Англию, говоря при этом, что он избрал нашу страну из особого своего расположения к Ее Величеству и того высокого мнения, какое он имеет о нашем народе; и что я должен донести о том до сведения Ее Величества и просить у нее от его имени, дабы королева соблаговолила дать позволение, чтобы юноши могли получить образование, но чтоб их не принуждали оставить свою веру. Таким образом он вверял их моему попечению, чтобы я взял на себя заботу об их воспитании»[203].
Поскольку в назначенный срок студенты домой не вернулись, русское правительство несколько раз ходатайствовало перед английскими властями об их возвращении. Так, летом 1613 г. государь Михаил Романов направил в Англию дворянина Алексея Ивановича Зюзина и дьяка Алексея Витовтова с наказом узнать о судьбе юношей, посланных на обучение. Тогда-то и выяснилось, что русские «студенты» обучались в разных колледжах: в Винчестере, Итоне (в Виндзоре), Оксфорде и Кембридже, и что никто из них не пожелал возвратиться на родину. В 1618 г. царь через послов направил в Тайный совет грамоту с ходатайством об их возвращении. Ему на это отвечали, что два «студента» уехали в Ост-Индию, один женился и поселился в Ирландии, последний — Никифор Григорьев принял англиканскую веру и стал пастором. Далее сообщалось, что хотя Никифор проживает в Англии, однако никто принуждать его вернуться на родину не собирается. Примечательно, что судьбу Никифора Григорьева историкам удалось проследить до революционных событий в Англии середины XVII века: в 1643 г. «новообращенный» англиканец пастор Никифор «пострадал за стойкость в новой вере», лишившись своего прихода в Геттингтоншире[204]. Так, попытки Годунова «приобщить» русских молодых людей к западноевропейской образовательной системе потерпели крах.
Тем не менее, несмотря на отдельные неудачи, начатый при Иване Грозном процесс вестернизации политической элиты России в целом продолжался успешно. Более того, именно при Борисе Годунове, как отмечал Э. Симмонс, этот процесс сделался наиболее интенсивным[205]. Иностранцы буквально «хлынули» в Москву. Военные и купцы, ремесленники и лекари желали устроиться на службу при богатом царском дворе. Западное влияние затронуло, главным образом, высшие слои русского общества. «Боярство и знать уже не глядели волком на иностранца, — подчеркивал историк XIX в. А. В. Арсеньев. — Тяжеловесное, расшитое золотом, укутанное мехами и высокошапочное боярство, хотя по-прежнему относилось несколько иронически к поджарым иностранным послам и «худогам», облаченным в легкий атлас и шелк с лентами, с обтянутыми икрами и в башмаках на манер бабьих, но все-таки это спесивое боярство уже чувствовало, что «немец», куда далеко обогнал его относительно образования, развития художеств, промышленности и торговли». Верхний боярский слой, продолжал ученый, уже не верил, что за пределами Руси живут «люди с песьими головами», но хорошо знал, что «немцы» могут многому научить русского человека[206]. Молодые люди из знатных семей первыми перенимали внешние атрибуты одежды, поведения, обычаев европейцев. Они брили бороды, использовали такие же украшения костюмов, изучали иностранные языки, интересовались жизнью за рубежом[207]. И сам царь, что называется, «задавал тон», всячески поощряя стремление своих подданных сблизиться с носителями западноевропейской культуры. Все иностранцы были единодушны в признании «большой любезности» к ним царя Бориса, который часто и охотно беседовал со многими из них. Приглашал на службу зарубежных специалистов — медиков, военных, архитекторов. Поговаривали, что Годунов помышлял даже открыть в Москве свой университет, наподобие европейского.
