Англичане едут по России. Путевые записки британских путешественников XIX века - [34]

.

Кроме вышеназванных киргизских племен есть так называемая Внутренняя Орда. Она занимает левобережье Волги ниже Царицына и состоит из части населения Младшей Орды: в 1805 г. порядка десяти тысяч семей приняли предложение русского правительства переселиться из Зауралья в степи, ставшие безлюдными после ухода отсюда калмыков в 1771 г.

Киргизцы – люди выносливые и сильные, большинство из тех, кого я встречал, были крепкого телосложения и с мощными конечностями. У всех них крупное, невозмутимое и с пронзительным взглядом лицо. Одетые с ног до головы в толстые дорожные тулупы, на маленьких выносливых лошадках или великолепных азиатских верблюдах, они казались мне самыми дикими, самыми свободолюбивыми людьми из всех виденных мной. Рассказы об их былых набегах, о которых до сих пор помнят в Оренбурге, а также записки Аббота[352] о его поездке из Хивы на Каспий и свидетельства других путешественников полностью подтверждают наличие у этого народа диких нравов. Хотя Паллас уверяет, что они не убивают своих врагов, а только берут в плен, известно, что потом киргизцы обращают их в рабство, так что в выводе этого ученого о доброте этого народа можно усомниться. Корыстные и склонные к проявлениям жестокости, они могут погружаться в себя и даже грустить. Поздние вечера киргизцы проводят не как арабы, которые любят рассказывать длинные истории у костра, а в одиночку молчаливо слушают звуки реки или задумчиво смотрят на луну. Девушки поют о том, что их «кожа белее снега, а щеки краснее крови заколотого барана, их волосы темнее, чем ветви дерева на склоне горы, закопченные костром прежней стоянки, а брови чернее и тоньше росчерков пера муллы в шатре султана». Влюбленный поведает, что его леди, «единственная дочь своего отца, днем всегда при своем родителе, а ночами гуляет наедине со своим возлюбленным под луной». Однако, несмотря на всю поэтичность их песен, они нередко основаны на реальности, поэтому, узнав об этом, европеец может испытать разочарование. О том, что далеко не всякий гость с Запада поддается чарам восточных красавиц, свидетельствует следующее замечание Аббота:

«Вблизи женщины напоминают пионы (в других местах своего сочинения он сравнивает их щеки со свеклой и сырой говядиной. – У. С.); рожи у них ярко красные, а черты их крайне грубые. Фигурами они напоминают медведиц, а их платье – это мухоморы, вырванные бурей»[353].

Et ex uno disce omnes[354].

Киргизцы – фанатичные и даже суровые магометане, однако, подобно некоторым окраинным арабам Африканской пустыни[355], не строго придерживаются ритуалов и омовений, дозволенных Пророком, пренебрегают молитвами и крайне невежественны в догматах веры. У них широко распространены колдуны и прорицатели, которые гадают по крови и внутренностям лошадей и других жертвенных животных. Но в целом отношение киргизцев к религии весьма поверхностное – хуже, чем у несчастных народностей тундры.

Все киргизцы, за исключением бурутов, являются подданными России.

На этом закончим наш краткий и несовершенный обзор народностей, населяющих Восточную Россию, и рекомендуем читателю, желающему получить более подробные сведения, обратиться к посвященным этому предмету сочинениям.

Глава VII

Балаково. – Волгск. – Саратов. – Немецкие колонисты. – Долина Иловли. – Камышин. – Ночная поездка по степи. – Дубовка. – Царицын. – Кавказские князья. – Семья черкесов. – Сарепта. – Черный Яр. – Мираж. – Енотаевск. – Песчаная пустыня. – Очертания Астрахани.

Надо признать, что, хотя пейзажи Поволжья довольно однообразны, они настолько красивы, и река до такой степени величественно огибает покрытые лесами горы и мысы, выступающие как на берегах Норт-Девона[356], что от них невозможно оторвать глаз. Выше по течению вид примерно такой же, как вблизи Самары, ниже он более открытый, а в конце прекрасного плеса вдали возникает Архангельское[357]. Дорога при выезде из Балаково идет по низине на небольшом расстоянии от реки и густо покрыта дубняком. Петляя по нему, дорога с равнин, замечательных все тем же коичнево-золотистым лесом, постепенно приблизилась к высокому кряжу, откуда мы в одночасье по крутому склону спустились к Волгску. Сгущались сумерки, и среди смутных очертаний домов замерцали огни города. Сияние редких звезд, пробивавшееся сквозь облака, озаряло широкое русло реки, по которой сновали туда-сюда лодки рыбаков, и свет фонарей их напоминал огни святого Эльма. Почтовая станция Волгска была самой ухоженной и лучшей из всех, что мы встречали на этом шоссе, а ее хозяин и его жена – невероятно любезными. Если бы я обладал способностью видеть будущее, то наверняка бы предположил некую мистическую связь этого обстоятельства с гостеприимным приемом нас в Астрахани, которая – но тогда я этого не знал! – фактически принадлежит мистеру Сапожникоффу[358]. Но как бы то ни было, нужно признать, что его щедрость и энтузиазм позволили превратить этот город в привлекательный даже для проезжающих. Мистер Сапожникофф много сделал для Астрахани, и, кроме всего прочего, недавно построил в ней на свои средства церковь.

Фонари на экипажах обычно используются только на шоссе, поэтому ямщики страдают не от темноты, а от этого искусственного света. Когда мы выехали из Волгска, луна не показывалась, было пасмурно и так темно, что вознице пришлось воспользоваться нашим маленьким ручным фонарем. Встретив на пути шаткий мостик или резкий поворот, он спешивался и, держа в руке этот фонарь, вел упряжку под уздцы. Наш ямщик был не из трусливых и почти все время гнал лошадей рысью, так что мы достаточно быстро проскочили этот участок пути. К счастью, дождя не было, хотя гремел гром. На следующей почтовой станции, Ключи