Ангелы с плетками - [53]
Чем недоступнее объект желания, тем большее он вызывает головокружение. Самое сильное головокружение обусловлено уникальностью любимого существа.
Головокружение уникальности — не простое головокружение, а радость, удесятеренная нестерпимым головокружением. И несомненно, в конце отдельность (уникальность) утрачивается, пустота заполняется, а радость обращается в горе (любовь умирает, не в силах превзойти ни уникальность, ни радость). Но по ту сторону утрачиваемой уникальности возникают другие уникальности, а по ту сторону радости, обратившейся в горе, новые существа превращают в радость новые головокружения.
Обособленное существо — приманка (отражающая горе толпы, переворачивая его), а пара, становящаяся, в конце концов, устойчивой, есть отрицание любви. Но обоих любовников соединяет душевное движение, которое прерывает обособленность или, по крайней мере, колеблет ее. Обособленное существо включено в игру, открыто собственной потусторонности и даже — по ту сторону пары — оргии.
VIII
Теперь я хочу поговорить о себе. Описанными путями прошел я сам.
Как изобразить тревогу, в которую погружаюсь? Пусть ответит моя усталость. Голова моя так приучена к страху[47], сердце мое так утомилось и ему так часто грозила гибель, что я охотнее причислил бы себя к мертвецам.
Ежедневно пытаясь уловить неуловимое, стремясь ко все новым распутствам… и задевая смертельную пустоту, я замыкался в своей тревоге, дабы еще сильнее разрывать себя о разрывы девок. Чем больше я боялся, тем божественнее представлялось мне бесстыдство, о котором могло поведать тело проститутки.
Задницы девок появлялись в конце, окруженные ореолом призрачного света: я жил в лучах этого света.
Выискивая в щели дальний предел возможного, я сознательно убивал себя и транжирил свои силы.
Страх — то же самое, что и желание. Всю жизнь я изнурял себя многочисленными желаниями и всегда валился с ног от страха. В детстве я ждал барабанной дроби, возвещавшей о конце урока, а сегодня жду объект своего страха, хотя больше не в силах ждать. В душе моей царит ужас, охватывающий меня под любым предлогом. Сейчас я люблю смерть. Мне хочется убежать, вырваться из нынешнего состояния, одиночества и скуки жизни, замкнутой на себе.
Иногда, пребывая в страхе, я признаюсь в своем малодушии и говорю себе: «У других больше причин жаловаться, но они же не бьются, запыхавшись, головой об стену». Я поднимаюсь, охваченный стыдом, и тогда обнаруживаю в себе малодушие второго рода.
Конечно, малодушно отдаваться страху из-за такой мелочи, но малодушно также убегать от страха, искать уверенности и стойкости в безразличии. На противоположном полюсе безразличия (факт страдания «зазря») начинается восхождение на гору Кармель[48]: хотя в абсолютном горе следует встать и смело посмотреть ужасу в глаза.
Суровый закон, принятый теми, кто не тоскует по вершине, приятен и желателен. Но если необходимо двигаться дальше (как можно дальше), приятность исчезает.
Я желаю сдирать платья с девок, ненасытно жаждая пустоты по ту сторону себя самого, или же погибнуть.
IX
Детское отчаяние, ночь, могилы; дерево, из которого сколотят мой гроб, качается на неистовом ветру: палец скользит в твоем интимном месте, ты вся раскраснелась, сердце бьется, и смерть медленно входит в это сердце…
Переступив порог, за которым царят безмолвие, страх[49]… в темноте церкви твой зад — это уста бога, внушающие мне дьявольскую грусть.
Молчать и медленно умирать — таково состояние бесконечного разрыва. В этом молчаливом ожидании самое легкое прикосновение пробуждает желание. Да обретет твоя душа вновь радость неприличия! Затем, скользя в тишине и бездонном отступлении, ты познаешь, из какого запустения, из какой смерти создан мир. Ты представишь его, и то, что скрывалось твоим платьем, испытает его последствия: обилие ясной наготы на краю одной и той же бездны, опрокинутой одной и той же радостью и одинаково устрашенной.
На тебе — знак. Больше не пытайся бежать. Некоторые удобства — лишь приманки. Ни твоя неискренность, ни твоя ирония не смогут заменить силу. Как бы ни хотелось тебе избежать низости, ставшей твоей возможностью, она настигает тебя. Не то чтобы ты была связана наслаждением, но ты можешь идти, открытая и счастливая, лишь навстречу наихудшему, что ведет по ту сторону убожества минут. Печали, превратившие твою жизнь в смертельный рубеж, не смогут оставить пустоту в голове. Ты больше не спустишься, даже если захочешь.
Не обольщайся: мораль, которой ты внимаешь и которую я преподаю, — самая трудная, она не сулит ни сна, ни удовлетворения.
Я требую от тебя инфернальной или, если хочешь, детской чистоты: обещаний взамен не будет, да и тебя не свяжут никакими обязательствами. Ты услышишь голос, исходящий от тебя и управляющий твоей судьбой: то голос желания, а не желанных существ.
На самом деле, наслаждение не имеет большого значения. Оно принимается как довесок. Наслаждение или радость, безумная аллилуйя страха[50] — символ пространства, где сердце разоружается. В этом потустороннем, наполовину лунном мире, где каждый элемент разъеден, розы, влажные от дождя, озаряются грозовым светом.
«Процесс Жиля де Рэ» — исторический труд, над которым французский философ Жорж Батай (1897–1962.) работал в последние годы своей жизни. Фигура, которую выбрал для изучения Батай, широко известна: маршал Франции Жиль де Рэ, соратник Жанны д'Арк, был обвинен в многочисленных убийствах детей и поклонении дьяволу и казнен в 1440 году. Судьба Жиля де Рэ стала материалом для фольклора (его считают прообразом злодея из сказок о Синей Бороде), в конце XIX века вдохновляла декадентов, однако до Батая было немного попыток исследовать ее с точки зрения исторической науки.
Лаура (Колетт Пеньо, 1903-1938) - одна из самых ярких нонконформисток французской литературы XX столетия. Она была сексуальной рабыней берлинского садиста, любовницей лидера французских коммунистов Бориса Суварина и писателя Бориса Пильняка, с которым познакомилась, отправившись изучать коммунизм в СССР. Сблизившись с философом Жоржем Батаем, Лаура стала соучастницей необыкновенной религиозно-чувственной мистерии, сравнимой с той "божественной комедией", что разыгрывалась между Терезой Авильской и Иоанном Креста, но отличной от нее тем, что святость достигалась не умерщвлением плоти, а отчаянным низвержением в бездны сладострастия.
Три тома La part maudite Жоржа Батая (собственно Проклятая доля, История эротизма и Суверенность) посвящены анализу того, что он обозначает как "парадокс полезности": если быть полезным значит служить некой высшей цели, то лишь бесполезное может выступать здесь в качестве самого высокого, как окончательная цель полезности. Исследование, составившее первый том трилогии - единственный опубликованный еще при жизни Батая (1949), - подходит к разрешению этого вопроса с экономической точки зрения, а именно показывая, что не ограничения нужды, недостатка, но как раз наоборот - задачи "роскоши", бесконечной растраты являются для человечества тем.
«Человеческий ум не только вечная кузница идолов, но и вечная кузница страхов» – говорил Жан Кальвин. В глубине нашего страха – страх фундаментальный, ужасное Ничто по Хайдеггеру. Чем шире пустота вокруг нас, тем больше вызываемый ею ужас, и нужно немалое усилие, чтобы понять природу этого ужаса. В книге, которая предлагается вашему вниманию, дается исторический очерк страхов, приведенный Ж. Делюмо, и философское осмысление этой темы Ж. Батаем, М. Хайдеггером, а также С. Кьеркегором.
Том литературной прозы крупнейшего французского писателя и мыслителя XX века Жоржа Батая (1897–1962) включает романы и повести «История глаза», «Небесная синь», «Юлия», «Невозможное», «Аббат С.» и «Divinus Deus», первой частью которого является «Мадам Эдварда». Стремясь к «невозможному» мистическому опыту, герои Батая исследуют мрачные, зачастую отталкивающие глубины человеческой психики, разврат служит им средством религиозных исканий.Издание снабжено богатым научным аппаратом и предназначено как специалистам по современной литературе и культуре, так и более широкой аудитории.http://fb2.traumlibrary.net.
Как у новоиспечённого командующего сектором «A», у Кроу много работы. Молодой и пока без особого опыта лидер, он должен утвердить свое звание альфы. Стремясь занять его место, Страйк бросает ему вызов. И всё равно Кроу полон решимости укрепить свои позиции, ведь только в качестве альфы он может, наконец, получить то, что было для него так долго недостижимо — Лэсли… бывшего руководителя лаборатории «Древа Жизни» программы «ИНБРИД». Но Лэсли — крепкий орешек. Кроу на три года моложе неё, и для Лэсли он всё ещё молодой Боец, которого она ввела в программу «ИНБРИД», а не мужчина, которого она желала бы видеть в своей постели.
Аннотация Не желая и дальше находиться под властью людей, Инопланетные Виды сами хотят управлять своими колониями. Когда Хантер соглашается помочь президенту в одном деликатном деле, взамен он рассчитывает получить поддержку в стремлениях его народа. Хантеру необходимо найти похищенную дочь президента и вернуть ее в целости и сохранности отцу. Как Вид третьего поколения, Хантер обладает очень развитыми органами чувств. Разыскать Перл оказалось несложно, тяжелее было усмирить внезапно вспыхнувшее желание к красивой дочери президента.
Хотите я расскажу вам сказку? Как страшная великанша встретила не менее страшного некроманта. Обычно такие встречи заканчиваются смертью, но не в этот раз. Наша смелая героиня решила, что некромант ей подходит, ну, а некромант… Ему ничего не остается, как смириться. Если, конечно, жить хочет.
Во тьме старинных склепов, под землей, где жизнь угасает и превращается в прах, обитает ужасный Черный Король, несущий с собой смерть. Встреча с ним опасна для каждого человека.Но не для юной Анны Учинни, которая сама позвала чудовище, не задумываясь о последствиях. Теперь ее страхи не иссякнут, а кровь будет застывать в венах при появлении потустороннего монстра, чье присутствие грозит убить всех близких и любимых.Наследница богатого семейства растет и превращается в прекрасную девушку, но вместе с тем крепнут и ее страхи, взрощенные присутствием немыслимого и опасного существа рядом…Готическая история о красавице и чудовище, приправленная эротикой и смертью, в антураже XIX столетия.18+.
Себастиан Смайт работает в издательстве, где ему поручают перевод старого французского романа. Неожиданным образом действие романа начинает перекликаться с событиями, которые происходят вокруг самого Себастиана и его знакомых, повергая в ужас окружающих и самого Смайта. Одновременно с этим, в жизнь Себастиана врывается начинающий актер Хантер Кларингтон.
Толпы зрителей собираются на трибунах. Начинается коррида. Но только вместо быка — плюющийся ядом мальчик, а вместо тореадора — инфантеро… 25 июня 1783 года маркиз де Сад написал жене: «Из-за вас я поверил в призраков, и теперь желают они воплотиться». «Я не хочу вынимать меча, ушедшего по самую рукоятку в детский затылок; рука так сильно сжала клинок, как будто слилась с ним и пальцы теперь стальные, а клинок трепещет, словно превратившись в плоть, проникшую в плоть чужую; огни погасли, повсюду лишь серый дым; сидя на лошади, я бью по косой, я наверху, ребенок внизу, я довожу его до изнеможения, хлещу в разные стороны, и в тот момент, когда ему удается уклониться, валю его наземь». Я писал эту книгу, вспоминая о потрясениях, которые испытал, читая подростком Пьера Гийота — «Эдем, Эдем, Эдем» и «Могилу для 500 000 солдат», а также «Кобру» Северо Сардуя… После этой книги я исчезну, раскрыв все карты (Эрве Гибер).
«Дом Аниты» — эротический роман о Холокосте. Эту книгу написал в Нью-Йорке на английском языке родившийся в Ленинграде художник Борис Лурье (1924–2008). 5 лет он провел в нацистских концлагерях, в том числе в Бухенвальде. Почти вся его семья погибла. Борис Лурье чудом уцелел и уехал в США. Роман о сексуальном концлагере в центре Нью-Йорка был опубликован в 2010 году, после смерти автора. Дом Аниты — сексуальный концлагерь в центре Нью-Йорка. Рабы угождают госпожам, выполняя их прихоти. Здесь же обитают призраки убитых евреев.
От издателя Книги Витткоп поражают смертельным великолепием стиля. «Некрофил» — ослепительная повесть о невозможной любви — нисколько не утратил своей взрывной силы.Le TempsПроза Витткоп сродни кинематографу. Между короткими, искусно смонтированными сценами зияют пробелы, подобные темным ущельям.Die ZeitГабриэль Витткоп принадлежит к числу писателей, которые больше всего любят повороты, изгибы и лабиринты. Но ей всегда удавалось дойти до самого конца.Lire.
«Мать и сын» — исповедальный и парадоксальный роман знаменитого голландского писателя Герарда Реве (1923–2006), известного российским читателям по книгам «Милые мальчики» и «По дороге к концу». Мать — это святая Дева Мария, а сын — сам Реве. Писатель рассказывает о своем зародившемся в юности интересе к католической церкви и, в конечном итоге, о принятии крещения. По словам Реве, такой исход был неизбежен, хотя и шел вразрез с коммунистическим воспитанием и его открытой гомосексуальностью. Единственным препятствием, которое Реве пришлось преодолеть для того, чтобы быть принятым в лоно церкви, являлось его отвращение к католикам.