Ангелы плачут над Русью - [2]

Шрифт
Интервал

И возле обоза шла возня. Молодые воины, подобно Демьяну, тащили татарских женщин за волосы в кусты, более степенные собирали поклажу. Русских пленных, мужиков и баб, развязали. К ним подошёл князь Александр и спросил:

— Откуда?

— Я из Тешева, а это семейство моё. Девка на выданьи, — толкнул почему-то вперёд золотоволосую красавицу дочь пожилой мужик. — Да вот чуть не спортили её басурмане. Грозились за Доном спортить.

— А мы из Черниговки!.. А мы из Яриловки!.. — галдели другие освобождённые.

— Так зачем же вы после гибели Липеца и князя Святослава остались тут? — озадачено спросил Александр Иванович. — На что надеялись? Защиты ведь для вас никакой.

— А ты, наш князюшко? — прищурил глаз один смерд. — На тебя и надеялись.

Князь хотел что-то сказать, да в горле застрял тугой комок горечи. Вздохнул:

— Милые вы мои! Да я и сам, что загнанный зверь в лесу, покоя себе не найду. Мне одно осталось — мстить за погибших, за княжество своё, за брата, убиенного предательской рукой. Нет у меня теперь ни городов, ни весей, и вас оборонить я не в состоянии. Прошу: пока лето не кончилось, идите на север, может, там какой князь приютит вас. Ведь на Руси многострадальной ой как много простору и ещё много князей и княжеств, куда татары редко доходят. Идите в Великое княжество Володимирское, в Москву, в Ярославль, в Тверь, Переславль, Суздаль... Да мало ли городов на Руси?..

— Княже! Княже! — послышались крики дружинника.

— Что случилось?

— Да тут полуживая княгиня... В общем... сноха твоя, княже, Аксинья!

— Аксинья?! — изумлённо переспросил Александр Иванович и бросился к обозу.

Аксинья тяжело дышала, её глаза бессмысленно блуждали по сторонам. Она мотала головой и, шевеля губами, выговаривала лишь одно имя:

— Данилушка... миленький мой Данилушка... Где Данила?..

— Где князь Даниил? — гаркнул Александр Иванович.

— Да тута был... С татаркой... в кусты... — испуганно прошептал кто-то из дружинников.

— Найти немедля! — разгневался князь. Потом, немного успокоившись, наклонился к снохе: — Аксинья, Аксиньюшка, что с тобой, родная? А где Афанасий? Где другие княгини?

— Отец!.. Князь... — придя в сознание, остановила на нём взор Аксинья: — Княжич Афанасий цел, а нас... Олеговы сподручные и татары ссильничали... — Перевела дыхание и, облизав пересохшие губы, попросила: — Воды бы мне... — Закрыла глаза и зарыдала.

— Воды! — крикнул князь и — снохе: — Поплачь, милая, поплачь, полегчает.

Принесли воды. Княгиня пила жадно и долго. Потом снова легла и слабым голосом продолжила свой рассказ.

— ...Мы, как узнали, что Святослав Иванович погиб, сразу попросились у князя Мстислава Михайловича Карачевского домой, на похороны. Он дал из своей дружины конный отряд. И кабы сразу нам ехать в Липец, да княгиня Агриппина Ростиславна велела сперва в Воргол. Сказала, что с братом своим, князем Олегом, поквитаться хочет, потому как слыхала, что Олег замешан в убийстве князя Святослава. А как поквитаться?.. Да она и не ведала, что творит. И только поехали на Воргол, нас вмиг перехватили. Большой отряд татар и воргольских дружинников... Агриппину Ростиславну сразу кончили, а нас долго мучили. Марию...

— Что? Что с княгиней Марией? — насторожился Александр. — Что с твоей свекровью?

Аксинья вздохнула:

— Татары побили карачевских воинов и за нас принялись. Княгиня Мария хотела бежать, а один татарин крикнул: «О, какой богатств убегаль!» Догнал, отрубил ей голову, а потом начал сдирать с неё украшения...

— Изверги!.. — Лицо князя исказилось.

— А Марию... Марию долго мучили, — едва шевеля губами, прошептала Аксинья. — Долговязый такой, воргольский дружинник...

— Господи! Да про какую Марию ты теперь гутаришь?! — воскликнул князь.

— Дымареву, Шумахова сноху, ворголец ссильничал! — закричала Аксинья. — Долго сильничал, зверь... Она плакала, сопротивлялась, изодрала его в кровь. Так он за это ей потом глаза выколол и отпустил. Мария завыла и пошла, слепая, всё звала Демьяна... Долго ходила кругами, и уж потом какой-то татарин не выдержал, подошёл и зарубил её. А меня тоже сильничать стали... Господи, как тяжко-то! По-ми-ра-а-ю!.. — И затихла.

— Где Данила? — взревел князь Александр. Потом посмотрел на застывшие глаза снохи, закрыл их и горько-горько зарыдал.

Сбежались к обозу и остальные. Князь Даниил с ужасом глядел на безжизненное тело жены. Губы его еле слышно прошептали:

— Не может быть... — И Даниил рухнул без чувств.

— Молодой князь помирает! — завопили дружинники.

Люди кинулись на помощь, но помочь ничем не могли, пока не появился знахарь Симон.

Толпа откатилась, и Симон приступил к своему делу.

— Жить будет? — выдохнул Александр.

— Бог милостив, княже, — спокойно кивнул знахарь. — Конечно, будет. Слишком большое горе свалилось на молодого князя, вот и не выдержал, упал. Но мы его поднимем, — заверил Симон.

— Дай Бог, дай Бог! — часто закрестился Александр и отошёл, чтобы не мешать знахарю. Да и, несмотря на свалившееся горе, нужно быть настороже. Дружина в разброде, а враг близко.

Демьян же Шумахов, узнав об ужасной гибели жены, пронзил мечом ни в чём не повинную татарку, вскочил на коня и с криком: «Я отомщу за тебя, родная!» — скрылся в лесу.


Еще от автора Виктор Михайлович Душнев
Потомок Святогора

Историческая трилогия липецкого писателя В. М. Душнева посвящена героическим событиям почти восьмисотлетней давности. Тема её в определённом смысле уникальна: те эпизоды прошлого нашего народа отражены в отечественной исторической романистике ранее не были. Первая книга трилогии — «Потомок Святогора» — рассказывает о начале борьбы русичей против произвола татарского баскака Ахмата. Вопреки запрету, наложенному на баскаков ещё Батыем, Ахмат поставил в русских землях две собственные слободы, и в 1283 г., не в силах терпеть долее татарские поборы и грабежи, в граничащих с Диким Полем княжествах вспыхнуло восстание. Книга адресована всем, кто любит историю, кому не безразлично прошлое, а значит и настоящее, и будущее нашей Родины.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


По ту сторону одиночества. Сообщества необычных людей

В книге описана жизнь деревенской общины в Норвегии, где примерно 70 человек, по обычным меркам называемых «умственно отсталыми», и столько же «нормальных» объединились в семьи и стараются создать осмысленную совместную жизнь. Если пожить в таком сообществе несколько месяцев, как это сделал Нильс Кристи, или даже половину жизни, чувствуешь исцеляющую человечность, отторгнутую нашим вечно занятым, зацикленным на коммерции миром.Тот, кто в наше односторонне интеллектуальное время почитает «Идиота» Достоевского, того не может не тронуть прекрасное, полное любви описание князя Мышкина.


Дом на городской окраине

Имя Карела Полачека (1892–1944), чешского писателя погибшего в одном из гитлеровских концентрационных лагерей, обычно ставят сразу вслед за именами Ярослава Гашека и Карела Чапека. В этом тройном созвездии чешских классиков комического Гашек был прежде всего сатириком, Чапек — юмористом, Полачек в качестве художественного скальпеля чаще всего использовал иронию. Центральная тема его творчества — ироническое изображение мещанства, в частности — еврейского.Несмотря на то, что действие романа «Дом на городской окраине» (1928) происходит в 20-е годы минувшего века, российский читатель встретит здесь ситуации, знакомые ему по нашим дням.


Варяжский сокол

Сон, даже вещий, далеко не всегда становится явью. И чтобы Сокол поразил Гепарда, нужны усилия многих людей и мудрость ведуна, способного предвидеть будущее.Боярин Драгутин, прозванный Шатуном, делает свой выбор. Имя его избранника – Воислав Рерик. Именно он, Варяжский Сокол, должен пройти по Калиновому мосту, дабы вселить уверенность в сердца славян и доказать хазарскому кагану, что правда, завещанная богами, выше закона, начертанного рукой тирана.


Моя жизнь с Гертрудой Стайн

В течение сорока лет Элис Бабетт Токлас была верной подругой и помощницей писательницы Гертруды Стайн. Неординарная, образованная Элис, оставаясь в тени, была духовным и литературным советчиком писательницы, оказалась незаменимой как в будничной домашней работе, так и в роли литературного секретаря, помогая печатать рукописи и управляясь с многочисленными посетителями. После смерти Стайн Элис посвятила оставшуюся часть жизни исполнению пожеланий подруги, включая публикации ее произведений и сохранения ценной коллекции работ любимых художников — Пикассо, Гриса и других.