Ангелы Опустошения - [102]

Шрифт
Интервал

герой, Христос – первый) никогда не отвечает на оскорбления, подошел к вздыхавшему Бхагавате и плюнул ему в лицо. Будда говорят ответил: «Поскольку мне твое оскорбление ни к чему, можешь забрать его себе».

В Мемфисе братья Саймон и Лаз вдруг затеяли возню на тротуаре возле заправки. В раздражении Лазарь толкнул Саймона один-единственный раз и тот юзом пролетел чуть ли не через всю улицу, сильный как бык. Один большой Русский Патриарший Толчок изумивший меня. В Лазе шесть футов росту и он жилистый но как я уже говорил ходит согнувшись, как старый хипан 1910 года, скорее как фермер в большом городе. (Слово «битый» происходит как раз из сельской местности старого Юга.)

В Западной Виргинии на заре Норман неожиданно заставил меня вести машину.

–  Ты можешь, не беспокойся, просто веди и все, я расслаблюсь.  – И вот именно в то утро я по-настоящему научился водить. Держась одной рукой за низ руля я каким-то манером умудрялся идеально преодолевать всевозможные повороты налево и направо а ехавшие на работу машины протискивались по узенькой двухрядке. Для правого поворота правую руку, для левого левую. Поразительно. На заднем сиденье все спали, Норман трепался с Тони.

Я так гордился собой что в тот же вечер купил кварту портвейна в Уилинге. То была ночь ночей нашего путешествия. Мы все торчали и пели миллион одновременных арий пока Саймон хмуро вел машину (Саймон старый водила с неотложки) до самого Вашингтона Округ Колумбия на заре, по сверхскоростной трассе через леса. Когда мы вкатили в город Ирвин завопил и затряс Лазаря чтоб тот проснулся и посмотрел на столицу Нации.

–  Я спать хочу.

–  Нет проснись! Ты возможно никогда больше не увидишь Вашингтона! Смотри! Белый Дом это вон тот белый купол с огнем! Памятник Вашингтону, вон та большая иголка в небе —

–  Старый притон,  – сказал я, когда мы проезжали мимо.

–  Это здесь живет президент Соединенных Штатов и думает все свои мысли о том что Америке делать дальше. Проснись – сядь вот так – смотри – большие Министерства Юстиции где вырабатывают цензуру,  – Лазарь выглянул кивая.

–  Большие пустые негры стоят у почтовых ящиков,  – сказал я.

–  А где «Эмпайр-стейт-билдинг»,  – спрашивает Лаз.

Он думает что Вашингтон находится в Нью-Йорке. Ему все едино и Мексика вероятно где-то тут же за углом.

25

Потом мы мчим к выезду на Нью-Джерси посреди глазопродравшего утра трансконтинентального автомобильного кошмара который суть вся история Америки от фургона первопоселенцев до «форда» – В Вашингтоне Ирвин позвонил Поэтическому Консультанту Библиотеки Конгресса спросить о Рафаэле, который до сих пор не приехал (разбудив на заре женщину этого человека) (но поэзия есть поэзия)  – И пока мы едем по Магистрали Норман и Тони впереди с Лазом оба настойчиво советуют ему как следует жить дальше, как не лопухнуться, как хорошо себя держать – Что же касается ухода в Армию Лаз говорит

–  Я не хочу чтоб мне указывали что делать,  – а Норман все равно настаивает что нам всем следует указывать что нужно делать, но я с ним не согласен потому что по части Армии да и Флота тоже я считаю в точности как Лазарь – (если мне может сойти это с рук, если ему может, нырнув в ночь своего я и став одержимым своим собственным единственным Ангелом-Хранителем)  – Между тем Ирвин и Саймон теперь уже полностью и окончательно выдохлись и сидят выпрямившись на заднем сиденье со мной (всё в кайф, лапа) но головы их уронены потно и мученически на грудь, один лишь вид их, их отполированных усталостью небритых потных физиономий с губами надутыми в ужасе – Ах – От него я осознаю что стоило отринуть мир и спокойствие моей Мексиканской Лунной Крыши чтобы в муках и лязгах тащиться с ними через все крутые прихоти мира, навстречу какой-то глупой но божественной судьбе в какой-то другой части Духа Святого – Хоть я и не согласен с их мыслями о поэзии и мире я не могу не любить их страдающие потные лица и взъерошенные копны волос на головах как волосы моего отца когда я нашел его мертвым в кресле – В кресле нашего дома – Когда я был абсолютно не способен поверить что существует такая штука как смерть Папы не говоря уже о своей собственной – Два сумасшедших паренька измочаленные много лет спустя головы поникли как у моего мертвого отца (с которым я бы тоже жарко спорил, О почему? или почему бы и нет, когда ангелам надо будет про что-нибудь завопить)  – Бедные Ирвин и Саймон в мире вместе, compañeros[125] своей собственной Испании, унылые автостоянки на их челе, их носы сломаны сальными… беспокойные философы без костей… святые и ангелы высшего созыва из прошлого на том посту что я занимаю как Крошка Небес – Падают, падают со мною и Люцифером и с Норманом тоже, падают, падают в машине —

Какова будет смерть Ирвина? Смерть моего кота это коготь в земле. Ирвин зуб? Саймон лобная кость? Скалящиеся черепа в машине? Ради этого Лазарю надо идти в Армию? Матери всех этих людей сейчас чахнут в занавешенных гостиных? Отцы с зароговевшими руками похороненные с лопатами на груди? Или чернильные пальцы печатника скрючившиеся вокруг четок в могиле? А их предки? Певцы арий глотающие землю? Сейчас? Пуэрториканец со своей тростниковой тросточкой где цапли общипывают могилы? Мягкий рассветный ветерок Кариба и впрямь ерошит нефтяную дрожь Камачо?


Еще от автора Джек Керуак
В дороге

Джек Керуак дал голос целому поколению в литературе, за свою короткую жизнь успел написать около 20 книг прозы и поэзии и стать самым известным и противоречивым автором своего времени. Одни клеймили его как ниспровергателя устоев, другие считали классиком современной культуры, но по его книгам учились писать все битники и хипстеры – писать не что знаешь, а что видишь, свято веря, что мир сам раскроет свою природу. Именно роман «В дороге» принес Керуаку всемирную славу и стал классикой американской литературы.


Бродяги Дхармы

"Бродяги Дхармы" – праздник глухих уголков, буддизма и сан-францисского поэтического возрождения, этап истории духовных поисков поколения, верившего в доброту и смирение, мудрость и экстаз.


Сатори в Париже

После «Биг Сура» Керуак возвращается в Нью-Йорк. Растет количество выпитого, а депрессия продолжает набирать свои обороты. В 1965 Керуак летит в Париж, чтобы разузнать что-нибудь о своих предках. В результате этой поездки был написан роман «Сатори в Париже». Здесь уже нет ни разбитого поколения, ни революционных идей, а только скитания одинокого человека, слабо надеющегося обрести свое сатори.Сатори (яп.) - в медитативной практике дзен — внутреннее персональное переживание опыта постижения истинной природы (человека) через достижение «состояния одной мысли».


Одинокий странник

Еще при жизни Керуака провозгласили «королем битников», но он неизменно отказывался от этого титула. Все его творчество, послужившее катализатором контркультуры, пронизано желанием вырваться на свободу из общественных шаблонов, найти в жизни смысл. Поиски эти приводили к тому, что он то испытывал свой организм и психику на износ, то принимался осваивать духовные учения, в первую очередь буддизм, то путешествовал по стране и миру. Единственный в его литературном наследии сборник малой прозы «Одинокий странник» был выпущен после феноменального успеха романа «В дороге», объявленного манифестом поколения, и содержит путевые заметки, изложенные неподражаемым керуаковским стилем.


На дороге

Роман «На дороге», принесший автору всемирную славу. Внешне простая история путешествий повествователя Сала Парадайза (прототипом которого послужил сам писатель) и его друга Дина Мориарти по американским и мексиканским трассам стала культовой книгой и жизненной моделью для нескольких поколений. Критики сравнивали роман Керуака с Библией и поэмами Гомера. До сих пор «На дороге» неизменно входит во все списки важнейших произведений англоязычных авторов ХХ века.


Суета Дулуоза

Еще при жизни Керуака провозгласили «королем битников», но он неизменно отказывался от этого титула. Все его творчество, послужившее катализатором контркультуры, пронизано желанием вырваться на свободу из общественных шаблонов, найти в жизни смысл. Поиски эти приводили к тому, что он то испытывал свой организм и психику на износ, то принимался осваивать духовные учения, в первую очередь буддизм, то путешествовал по стране и миру.Роман «Суета Дулуоза», имеющий подзаголовок «Авантюрное образование 1935–1946», – это последняя книга, опубликованная Керуаком при жизни, и своего рода краеугольный камень всей «Саги о Дулуозе» – автобиографического эпоса, растянувшегося на много романов и десятилетий.


Рекомендуем почитать
Полёт фантазии, фантазии в полёте

Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».


О горах да около

Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.


Он увидел

Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.


«Годзилла»

Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.


Меланхолия одного молодого человека

Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…


Красное внутри

Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.


Кристина Хофленер

Роман Стефана Цвейга «Кристина Хофленер» (1929) первоначально назывался «Хмель преображения». Это история скромной девушки, которая стоит за конторкой на почте в австрийской глуши. Кристина давно смирилась с убогой нищенской жизнью, с повседневной рутиной. Кажется, ей вечно предстоит штемпелевать конверты. Но неожиданно она – впервые в жизни – получает телеграмму: «С радостью ждем тебя…». И вот благодаря заокеанской тетушке-фее Кристина отправляется на роскошный швейцарский курорт.Кажется, что перед нами сказка об австрийской Золушке.


Немного солнца в холодной воде

Один из лучших психологических романов Франсуазы Саган. Его основные темы – любовь, самопожертвование, эгоизм – характерны для творчества писательницы в целом.Героиня романа Натали жертвует всем ради любви, но способен ли ее избранник оценить этот порыв?.. Ведь влюбленные живут по своим законам. И подчас совершают ошибки, зная, что за них придется платить. Противостоять любви никто не может, а если и пытается, то обрекает себя на тяжкие муки.


Ищу человека

Сергей Довлатов — один из самых популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы, записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. Удивительно смешная и одновременно пронзительно-печальная проза Довлатова давно стала классикой и роднит писателя с такими мастерами трагикомической прозы, как А. Чехов, Тэффи, А. Аверченко, М. Зощенко. Настоящее издание включает в себя ранние и поздние произведения, рассказы разных лет, сентиментальный детектив и тексты из задуманных, но так и не осуществленных книг.


Исповедь маски

Роман знаменитого японского писателя Юкио Мисимы (1925–1970) «Исповедь маски», прославивший двадцатичетырехлетнего автора и принесший ему мировую известность, во многом автобиографичен. Ключевая тема этого знаменитого произведения – тема смерти, в которой герой повествования видит «подлинную цель жизни». Мисима скрупулезно исследует собственное душевное устройство, добираясь до самой сути своего «я»… Перевод с японского Г. Чхартишвили (Б. Акунина).