Ангелы не падают - [32]

Я давил на Эндж, но сам боялся своего напора. Вот оно, казалось бы, то несоответствие, которого я ждал. Ответ на вопросы, которые когда-то меня разрывали. Вот они, все нестыковки в рассказах об ангелах и небесах. Но мысли мои не решались идти в открытую атаку. Теперь я был не уверен, хотел ли знать эти нестыковки. Проще было поверить, что Энджи Сапковски действительно ангел, чем принять то, что могло заставить ее придумать такие истории.

Энджи закрыла лицо руками и расплакалась. Неожиданно. Невозможно.

— Детка! — я подошел и обнял ее. — Не надо, пожалуйста! Я не хотел, чтобы ты плакала. Просто расскажи мне, Эндж, зачем тебе эти таблетки! Откуда они у тебя?

И она, всхлипывая и утирая слезы, рассказала мне историю. Историю, которая ничего не проясняла в ее судьбе, ничего не раскрывала из ее прошлого, но, по крайней мере, была честным ответом на вопрос с таблетками.

Когда Энджи ночевала в приютах для бездомных, она с легкостью заводила там знакомства. Там ее слушали с гораздо большим удовольствием, чем в благополучном богемном мире. Ей там было комфортнее, и поэтому она сбегала туда иногда. Однажды кто-то услышал ее рассказы об ангелах. Кто-то из социальных служб. Кто-то, кто всегда заботится об окружающих, неравнодушный и участливый. После таких разговоров Энджи направили к психологу, который и выписал ей таблетки.

— Я не принимаю их, Нил, — убеждала она меня. — Просто иногда хожу к этому врачу. Потому что обязана…

— Зачем ходишь к нему? — не понимал я. — Почему обязана?

— Такие законы у нас… Ангелы должны подчиняться человеческим правилам, если только это не касается физического вмешательства. Понимаешь? Он не верит мне, вот и выписал эти таблетки.

Я развел руками в отчаянии. Я не знал, что думать, чему теперь верить. Версия с ангелами дала трещину, и эта трещина грозила расколоть все к чертям. У меня не было оснований не верить объяснениям Энджи. Но они шли вразрез с моей верой в ангельское происхождения. А ведь и она далась мне с большим трудом. Я узнал имя психолога — доктор Стив Эндрюс — и решил обязательно нанести ему визит по возвращении в Нью-Йорк.

Офис доктора Эндрюса находился в Бронксе, в высотном здании на пятнадцатом этаже. Я шел к нему, прорываясь сквозь недовольство Нью-Йорка. Город хлестал меня по лицу порывами ветра, бросал под ноги обертки от бургеров и бумажные стаканчики из-под кофе. Дождь лил неравномерно, а тоже порывами, как будто кто-то включил душ и раскачивал его, словно маятник. Прохожие прятались под зонтами, с трудом удерживая их в руках. Те, у кого зонта не было, теснились под узкими козырьками ларьков с фастфудом. Я кутался в воротник своей кожаной куртки. Кто-то налетел на меня сзади — девушка, выставившая зонт перед собой, словно щит против ветра, ткнула меня в спину его наконечником. Извинилась. Побежала дальше, рассекая пространство. Мальчик-подросток бежал вдоль дороги, прикрыв голову сложенной домиком газетой. Женщина в зеленом прозрачном дождевике поверх дорого пальто застыла на бордюре, подняв руку, чтобы поймать такси. Город заливался дождем. Крупные капли широким ручьями стекали по витринам и стеклам машин, как слезы. В воздухе пахло озоном и мокрым железом. Нью-Йорк расширялся, отражаясь в лужах. Я забежал в офисное здание, стряхнул с волос капли, потряс головой.

Я заранее записался на консультацию. Доктор Эндрюс ждал меня и встретил очень приветливо — как и положено психоаналитику встречать своего потенциального пациента. Но я был клиентом иного рода. Я сразу стал расспрашивать об Энджи.

— Вы ее родственник, мистер Гэллахар? — вежливо спросил Эндрюс. Так вежливо, что, кажется, даже бушующий за окном Нью-Йорк притих.

— Нет, — ответил я, и психоаналитик не дал мне закончить.

— Поймите меня правильно, — отрезвляюще нейтральным тоном стал объяснять он заученные наизусть правила, — Есть врачебная этика, и я ей связан. Насколько мне известно, у мисс Сапковски нет родных. Если вы хотите что-то узнать о ее визитах ко мне, то придется вам прийти вместе. В противном случае, боюсь, не смогу помочь.

— Я ее друг. Мы живем вместе, работаем вместе… Поймите, мистер Эндрюс, это очень важно…

— Я не обсуждаю дела своих пациентов ни с кем, мистер Гэллахар.

— Я люблю ее, доктор, и хочу ей помочь. Я нашел у нее эти таблетки, — на столе оказались три оранжевые баночки. — Я почитал о них. Вы выписали?

— Я не буду это обсуждать…

— Прошу вас! Скажите мне, что с ней! Зачем ей таблетки? Что вы знаете об Энджи?

— Если вы любите ее и живете с ней, мистер Гэллахар, — скептически сощурился он, — то должны бы знать о ней больше моего. Разве не так?

Не знаю, наверное, вид у меня был отчаянный или упрашивал я очень убедительно, но после довольно продолжительного диалога доктор Эндрюс все же согласился поговорить об Энджи. Хотя, скорее всего, решающим аргументом стал тот момент, когда я сорвался и схватил его за грудки.

— Хорошо, хорошо, — кивнул он, смахивая мой гнев со своей рубашки. — Что вы хотите знать, молодой человек? Давайте поговорим об Энджи Сапковски, если уж вы так настаиваете.

Он рассказал мне, как Энджи впервые пришла к нему, как он говорил с ней, что за лекарства выписал. И все время в его речи звучало предательское «расстройство личности». Звучало так часто, что могло бы натереть мозоль на языке. Это выражение пугало меня, а Эндрюс все ближе подбирался к сути, мастерски переводя разговор на то, что было известно мне.