Ангелы на кончике иглы - [44]

Дело осложнялось тем, что он сидел дважды, и решение по его вопросу партийная комиссия оттягивала. Помог опять Макарцев, но с новым партбилетом весь партийный стаж исчез. Это-то и было обиднее всего: Раппопорт мечтал дождаться времени, когда он станет старым большевиком и получит персональную пенсию.

Его хорошо знали в газетном мире, и никого не удивило, что он вскоре стал исполнять обязанности редактора отдела комвоспитания. Такие отделы в период развернутого наступления коммунизма по всему фронту решено было создать во всех газетах. Это необходимо, думал Тавров. Ведь партия устами Хрущева торжественно предупреждает, что уже нынешнее поколение советских индеев будет жить при коммунизме. Задача отдела подготовить старых людей для новых трудностей. Без подготовки им будет-таки туго.

Журналист Тавров фактически давно был редактором отдела. Шли годы, а его не утверждали. Русский на его месте давно бы обиделся и ушел. Но Раппопорт был хотя и индейский, а все же в основном еврей, и швыряться местом ему не приходилось.

– Да Макарцеву выгодно держать тебя и. о.! – возмущались товарищи.

– Он думает, что временность меня тонизирует, – кисло улыбался Раппопорт. – Мой друг Миша Светлов говорил, что его любимые слова – «сумма прописью»…

К Макарцеву он относился хорошо, помнил добро и тянул лямку. Только вот командировок он не терпел.

– Все, что там увижу, я не напишу, – объяснял он. – А придумать могу и здесь.

Больше всего Яков Маркович обожал отклики. О, это был Король Отклика! После каждого события, когда сверху давалась команда выразить в газете всенародные чувства, он садился к телефону и быстро отыскивал подходящие кандидатуры директоров и маляров, артистов, академиков, таксистов. Скороговоркой он зачитывал им по телефону то, что они должны сказать, и говорил:

– У нас все культурно. Никакой, вы же понимаете, липы!

И выписывал себе гонорар – 5 рублей за одно мнение.

– Отклики – я вам скажу! Это голос народа, – объяснял он практикантам с факультета журналистики. – Что, ответьте мне, пишут наши замечательные советские писатели? Правильно! Роман-отклик, повесть-отклик. Стихотворения – само собой! Да эти ваши любимые советские поэты – профессиональные откликуши. Я бы, конечно, мог написать лучше, но звоню им, чтобы дать ребятам подработать… И что приятно: выступаешь от имени народа, а ни за что не отвечаешь! Но должен вам сказать, что писать за других – это надо внутри иметь настоящее искусство. За себя писать каждый дурак умеет. А тут приходится войти в роль. Нет, отклики – это, ребятки, большая литература. Вот глядите!

И показывал художественные образцы. «Единодушно одобряем (осуждаем, протестуем, клеймим, требуем)». По поводу запуска нашего спутника, пуска атомного ледокола, выступления того, кого надо и где надо, суда над писателями у нас или над коммунистами где-нибудь, а также агрессии американских империалистов или Израиля. На этот, последний, случай у Раппопорта были специальные люди – дважды евреи Советского Союза.

Иногда он таинственно исчезал из редакции. Только Макарцев знал, что Раппопорт сидит в райкоме или в ЦК. Если нужно было писать за человека низшего звена, говорили: «Нужно помочь ему написать». Если среднего, то: «Поезжай, он тебе поможет написать». То есть даст указание написать так, как написал бы он сам, если бы умел. Если же писалось для высшего звена, то Тавров писал как бы для среднего, там это кастрировалось и уж оттуда поступало вверх.

Раз утром его срочно вызвали в Кремлевский Дворец съездов и поручили написать народные частушки для коллектива «Ярославские ребята», который понравился Хрущеву. Вечером ярославские ребята уже выступали. К огорчению Раппопорта, его лучшую частушку выкинули:

У ракетчиков есть мненье,

На луну ракетой чтоб.

Нынче наши достиженья

Видно только в телескоп.

Он выражал мысли передовых рабочих и партработников, доярок и свинарок, директоров заводов и магазинов, партийных и профсоюзных работников, военачальников и героев, лауреатов и депутатов, писателей и композиторов, а также ветеранов, приветствовавших молодежь, и юных пионеров, которым поручалось приветствовать ветеранов. Он писал за секретарей компартий стран Африки и Азии. Он мог бы написать и за президента республики Индея, если бы такой объявился. Гонорар получали сами ораторы и принимали его как должное. А Яков Маркович иногда получал рукопожатия.

Читая не себя в газетах, он по диагонали пробегал знакомые столбцы, хмыкал, если что-нибудь было исправлено, и швырял газету в мусорную корзину.

– Видали? – ворчал он. – Это что же они себе думают? Переделали. Считают, что они партийнее меня!

Он собирал домики из детских кубиков. «Два абзаца из свинарки, три абзаца из доярки – вот вам к празднику подарки», – мурлыкал он, работая ножницами в преддверии очередного собрания, встречи, совещания, совета, митинга, заседания, форума, семинара, симпозиума, коллоквиума, конгресса или даже съезда. Выдавал он на-гора доклады, выступления, речи, обращения, коллективные письма, резолюции, приветствия всех видов, наказы потомкам и т. д., и т. п., и пр. Если кто-либо полагает, что не было партийных конференций, совещаний актива и пленумов, которые целиком шли по сценарию, написанному Яковом Марковичем, такой товарищ – антисемит. Разве что в конце председательствующий без бумажки спрашивал: «Кто за? Принято единогласно». Но потом он снова заглядывал в утвержденный мыслеводитель: «Разрешите, товарищи, от вашего имени горячо поблагодарить Центральный Комитет нашей родной партии и лично…»