Ангелы на каждый день - [7]

Мальчикам и девочкам, сидящим на партах под нами, лет по тринадцать. Столько же, сколько и той красивой китаянке, рядом с которой мы были вчера. Будущее рисуется им светлой, бесконечной дорогой — о смерти они и не помышляют. Тринадцать лет... “Когда в тени кустов ее я обнимал, могильный хлад уже постель ей расстилал”. Стихи, каких нынче никто не читает, не покидают меня. Строки из какого-нибудь стихотворения или романа я часто цитирую Иофанелу, которого люблю как сына. Мне больно, когда я представляю себе, как неотвратимо скоро увлечет его поток сомнений. “Верить в Бога с учетом того, какой мир он сотворил, было бы полным безбожием”. Джон Бэнвилл. Такие вещи, разумеется, Иофанелу я не цитирую.

В Илмут я влюбился буквально с первого взгляда, и она, сразу почувствовав мою сдержанную отцовскую любовь, возвращает мне ее теперь более явственно, без лукавства, с непосредственностью молодости. После нынешнего урока Илмут, конечно, будет избегать завтрашнюю вдову Марию, которую в первые два дня подменят коллеги. Но уже в пятницу Мария появится в школе в облаке одуряющего парфюма, чей основной ингредиент составят фатум и сконцентрированное несчастье. Молодой директор принудит себя обнять ее. И достаточно. Нам необязательно верить в Бога, но нельзя терять надежду.

— Откройте, ради Бога, окно! — просит Мария.

Она делает страдальческий вид, двумя пальцами левой руки оттягивает декольте платья и раз-другой встряхивает им. В восемнадцать лет она стеснялась признаться Карелу, что хочет в туалет. Кроме того, утверждала — и, как ей казалось, вполне искренне, — что любит Жака Превера. Тогда она была словно прутик, сейчас весит на девятнадцать килограммов больше. Дома на батарее центрального отопления сушит большие поношенные трусы. Илмут весело задерживает дыхание, и быстрая мальчишеская рука сквозь ее тело проникает к оконной задвижке. Мария вкладывает кассету в аппарат и ждет, пока класс утихнет.

“В лазурной глубине прозрачные туманы; / их чуть колеблет легкий ветерок; / и стая облаков вдали земных дорог / по горним небесам плывет в иные страны, / и бедный узник обратился к ним...”

Илмут благодарит меня взглядом. Она самая внимательная слушательница во всем классе. Я окидываю глазами отдельные парты, на красивых девушках мой невинный старческий взор задерживается на секунду дольше. Я мог бы легко призвать будущие картины их жизни — но зачем в лужу безнадежности добавлять еще ведра? Красивая девушка — ангел павший.

“Узник шею обнажил и груди белые, / пал на колени, отступил палач, ужасное мгновенье!”

Мальчики, конечно, смеются над словами груди белые. Илмут дрожит от ужаса.

7. Нит-Гайяг

Зденек все еще далек от мысли, что может отойти в мир иной уже сегодня, и потому в тесной темной прихожей торопливо прощается с матерью. Пани Ярмила вовсе ничего не предчувствует и, как обычно поутру, мило улыбается.

— Счастливо, Скотт, приготовлю рожки в томатном соусе, придешь?

Она гладит своего единственного сына по лицу, Зденек терпеливо хмурится. Кроме матери у него никого нет. Если не считать одержимости ангелами, у нее нет других пристрастий. А что еще могло бы ее порадовать, прикидываю я, но ничего не приходит мне в голову. Жизнь пани Ярмилы, точно слепая карта. Купить ей подарок ко дню рождения — для Зденека, верно, неразрешимая задача, стало быть, если не он, то кто же покупает ей эти ужасные ангельские колоды?

“Вы хранимы от любого зла. Самое худшее уже позади. Вы можете расслабиться и отбросить всякий страх”, — на сегодняшний день сообщает Ярмиле ангелица по имени Занна.

Бледное лицо, белые волосы и нематериальное прозрачное тело с абрисом сердца внутри грудной клетки. И крылья, а как же иначе?

О Боже!

В январе 1976 года Ярмила обнаружила, что беременна, но не сказала об этом отцу Зденека: боялась, что он бросит ее. Ему не было еще и двадцати. Высокий черноволосый официант отнесся к своему отцовству положительно и стал готовить свадьбу, однако невысказанные опасения не покидали Ярмилу. Будто не слыхала она тысячу историй о женихах, которые отказываются от своих обещаний за неделю, за день, а то и за час до свадьбы?

Она свободно вздохнула только после венчания. Была на четвертом месяце беременности и буквально лучилась счастьем и молодостью.

Отец Зденека бросил ее в тот же вечер — во время свадебного угощения.

В последний раз она увидела его на бракоразводном процессе семь месяцев спустя после свадьбы. На сына он ни разу так и не пришел поглядеть.

Все последующие тридцать лет жизни Ярмила была озабочена главным образом тем, что пыталась разгадать эту тайну.

— Сегодня заявок не очень много, пан инженер, — с улыбкой говорит Зденеку диспетчер.

Он хотел было сказать ей что-то, но в голову не приходит ничего подходящего, и он лишь кивает. Он должен вести себя нормально, рассуждает он. Если в последующие дни он сможет вести себя нормально, ему будет легче. Он спокойно все продумает, и все пойдет своим чередом. Если можно об этом так сказать.

— Вы что, не выспались?

Как ее зовут? — пытается вспомнить Зденек. Ева? Яна? Что-то вроде. Сколько ей? Сорок? Пятьдесят? Да не все ли равно? — заключает он, едва не рассмеявшись. Эта женщина, кажется, ждет от него ответа. A-а, как бы ее ни звали — один черт! Если бы жизнь была компьютерной игрой, он скорей всего убил бы ее сейчас, полагаю я. Цивилизация — лишь тонкое покрытие, можете мне поверить.