Ангелы на каждый день - [7]
Мальчикам и девочкам, сидящим на партах под нами, лет по тринадцать. Столько же, сколько и той красивой китаянке, рядом с которой мы были вчера. Будущее рисуется им светлой, бесконечной дорогой — о смерти они и не помышляют. Тринадцать лет... “Когда в тени кустов ее я обнимал, могильный хлад уже постель ей расстилал”. Стихи, каких нынче никто не читает, не покидают меня. Строки из какого-нибудь стихотворения или романа я часто цитирую Иофанелу, которого люблю как сына. Мне больно, когда я представляю себе, как неотвратимо скоро увлечет его поток сомнений. “Верить в Бога с учетом того, какой мир он сотворил, было бы полным безбожием”. Джон Бэнвилл. Такие вещи, разумеется, Иофанелу я не цитирую.
В Илмут я влюбился буквально с первого взгляда, и она, сразу почувствовав мою сдержанную отцовскую любовь, возвращает мне ее теперь более явственно, без лукавства, с непосредственностью молодости. После нынешнего урока Илмут, конечно, будет избегать завтрашнюю вдову Марию, которую в первые два дня подменят коллеги. Но уже в пятницу Мария появится в школе в облаке одуряющего парфюма, чей основной ингредиент составят фатум и сконцентрированное несчастье. Молодой директор принудит себя обнять ее. И достаточно. Нам необязательно верить в Бога, но нельзя терять надежду.
— Откройте, ради Бога, окно! — просит Мария.
Она делает страдальческий вид, двумя пальцами левой руки оттягивает декольте платья и раз-другой встряхивает им. В восемнадцать лет она стеснялась признаться Карелу, что хочет в туалет. Кроме того, утверждала — и, как ей казалось, вполне искренне, — что любит Жака Превера. Тогда она была словно прутик, сейчас весит на девятнадцать килограммов больше. Дома на батарее центрального отопления сушит большие поношенные трусы. Илмут весело задерживает дыхание, и быстрая мальчишеская рука сквозь ее тело проникает к оконной задвижке. Мария вкладывает кассету в аппарат и ждет, пока класс утихнет.
“В лазурной глубине прозрачные туманы; / их чуть колеблет легкий ветерок; / и стая облаков вдали земных дорог / по горним небесам плывет в иные страны, / и бедный узник обратился к ним...”
Илмут благодарит меня взглядом. Она самая внимательная слушательница во всем классе. Я окидываю глазами отдельные парты, на красивых девушках мой невинный старческий взор задерживается на секунду дольше. Я мог бы легко призвать будущие картины их жизни — но зачем в лужу безнадежности добавлять еще ведра? Красивая девушка — ангел павший.
“Узник шею обнажил и груди белые, / пал на колени, отступил палач, ужасное мгновенье!”
Мальчики, конечно, смеются над словами груди белые. Илмут дрожит от ужаса.
7. Нит-Гайяг
Зденек все еще далек от мысли, что может отойти в мир иной уже сегодня, и потому в тесной темной прихожей торопливо прощается с матерью. Пани Ярмила вовсе ничего не предчувствует и, как обычно поутру, мило улыбается.
— Счастливо, Скотт, приготовлю рожки в томатном соусе, придешь?
Она гладит своего единственного сына по лицу, Зденек терпеливо хмурится. Кроме матери у него никого нет. Если не считать одержимости ангелами, у нее нет других пристрастий. А что еще могло бы ее порадовать, прикидываю я, но ничего не приходит мне в голову. Жизнь пани Ярмилы, точно слепая карта. Купить ей подарок ко дню рождения — для Зденека, верно, неразрешимая задача, стало быть, если не он, то кто же покупает ей эти ужасные ангельские колоды?
“Вы хранимы от любого зла. Самое худшее уже позади. Вы можете расслабиться и отбросить всякий страх”, — на сегодняшний день сообщает Ярмиле ангелица по имени Занна.
Бледное лицо, белые волосы и нематериальное прозрачное тело с абрисом сердца внутри грудной клетки. И крылья, а как же иначе?
О Боже!
В январе 1976 года Ярмила обнаружила, что беременна, но не сказала об этом отцу Зденека: боялась, что он бросит ее. Ему не было еще и двадцати. Высокий черноволосый официант отнесся к своему отцовству положительно и стал готовить свадьбу, однако невысказанные опасения не покидали Ярмилу. Будто не слыхала она тысячу историй о женихах, которые отказываются от своих обещаний за неделю, за день, а то и за час до свадьбы?
Она свободно вздохнула только после венчания. Была на четвертом месяце беременности и буквально лучилась счастьем и молодостью.
Отец Зденека бросил ее в тот же вечер — во время свадебного угощения.
В последний раз она увидела его на бракоразводном процессе семь месяцев спустя после свадьбы. На сына он ни разу так и не пришел поглядеть.
Все последующие тридцать лет жизни Ярмила была озабочена главным образом тем, что пыталась разгадать эту тайну.
— Сегодня заявок не очень много, пан инженер, — с улыбкой говорит Зденеку диспетчер.
Он хотел было сказать ей что-то, но в голову не приходит ничего подходящего, и он лишь кивает. Он должен вести себя нормально, рассуждает он. Если в последующие дни он сможет вести себя нормально, ему будет легче. Он спокойно все продумает, и все пойдет своим чередом. Если можно об этом так сказать.
— Вы что, не выспались?
Как ее зовут? — пытается вспомнить Зденек. Ева? Яна? Что-то вроде. Сколько ей? Сорок? Пятьдесят? Да не все ли равно? — заключает он, едва не рассмеявшись. Эта женщина, кажется, ждет от него ответа. A-а, как бы ее ни звали — один черт! Если бы жизнь была компьютерной игрой, он скорей всего убил бы ее сейчас, полагаю я. Цивилизация — лишь тонкое покрытие, можете мне поверить.
Какие основания у критики считать, что «Михала Вивега можно издавать в два раза большим тиражом, чем других прозаиков»? Взрывной стиль прозы Вивега и широкая палитра типично чешского юмора сделали его самым читаемым автором, воссоздающим в излюбленной для него форме семейной хроники поворотные события недавнего прошлого Чехии.
В своем романе известный чешский писатель Михаил Вивег пишет о том, что близко каждому человеку: об отношениях между одноклассниками, мужем и женой, родителями и детьми. Он пытается понять: почему люди сходятся и расходятся, что их связывает, а что разрушает некогда счастливые союзы.
Какие основания у критики считать, что «Михала Вивега можно издавать в два раза большим тиражом, чем других прозаиков»? Взрывной стиль прозы Вивега и широкая палитра типично чешского юмора сделали его самым читаемым автором, воссоздающим в излюбленной для него форме семейной хроники поворотные события недавнего прошлого Чехии.
Михал Вивег — самый популярный современный писатель Чехии, автор двадцати книг, которые переведены на 25 языков мира. Поклонниками его таланта стали более 3 миллионов человек! Михал Вивег, так же как и Милан Кундера, известны российским читателям благодаря блистательным переводам Нины Шульгиной.Главная героиня романа — Лаура, двадцатидвухлетняя девушка, красивая, умная, влюбчивая, склонная к плотским удовольствиям. Случайная встреча Лауры и Оливера, сорокалетнего рекламного креативщика, остроумного и начитанного, имеет продолжение: мимолетные переглядывания в гостиничном ресторане выливаются в серьезный роман.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.