Ангелоиды сумерек - [75]

– Я не о том, – пояснил наш небожитель. – Сны – вариация на тему подсознательного. А оно у вас, Пабло, работает в связке.

Меня слегка раздражило имя, одолженное у Марии. (Вообще о трёх головах я, что ли? Андрей для Хельмута, Хайй для женушки и еще эта крестильная вампирская кличка.) А намёк на то, что Абсаль – древо в коллегии других деревьев и ещё делится со мной их общими откровениями, не на шутку озадачил. Как они, кстати – чуют перемещение грунта корнями? Или как свист ветра в шевелюре?

Так прошла зима. Февраль обрадовал нашу маленькую подмосковную колонию метелями, что накатывали при ясном солнце, что выглядывало изо всех щелей в облаках, холодом и озорным ветром. Такую погоду один из моих старших знакомых называл «замоложивает». Март звенел чистой водой из сосулек, сугробы оседали, внутри ледяных линз поднимали голову первоцветы, готовясь распуститься под колпаком, состоящим из прозрачных бусин. В апреле, едва сошел зимний покров, солнце на небе округлилось, а земля подсохла, Абсаль попросила, чтобы мы с Хельмутом очистили от сора и взрыхлили небольшой луг рядом с могилой Гэ Вэ, на котором, одевая подножие королевского дерева, каждый год расцветали ландыши. Я не стал спорить и выяснять смысл этого, однако спросил:

– Ты уверена, что цветам так будет лучше?

– Наверное, хотя я не о них забочусь, – получил я необычно краткий ответ. – Этого Ясень захотел.

Буквально через неделю у неё начались роды – во время одной из утренних прогулок, во время которых я не отходил от жены. Но – так рано? Я подхватил ее на руки при первой гримасе, в которую обратилась ее улыбка, и почувствовал волны содроганий, распространяющихся по всему телу от макушки до пяток.

– Асию позови. Она знает, – поспешно проговорила Абсаль. – Предвидела. Нет, она поняла через браслет. Домой, скорее.

Скорее – значит, в нашем случае, идти на бреющем над кустарником, огибая деревья где-то на уровне пней и нижних веток, которые без всякого уважения хлестали меня по спине и пытались подцепить на – крючок мой непобедимый дафлкот.

– Ничего, – тихо говорила Абсаль сквозь зубы. – Не спеши так. Мне не больно. Мне просто… ну, трудно.

У порога дома уже дожидались Абсаль и вездесущий Хельмут – в коротком «двуличневом» плаще, чёрном с серебряными застёжками, которого я не видел на нём – лет сто или вроде того. Дверь была приотворена.

– Давай сюда, – скомандовал Хельм, принимая Абсаль в мои руки и разворачивая верхнюю одежду. – Не бойся, я тоже акушером подрабатывал. И геть отсюда!

Но до того, как дверь, приняв троих, захлопнулась перед моим носом, я успел увидеть две вещи.

Отверстый камин со снятой решёткой, который буквально распирало от пламени.

И освобожденный от покровов, судорожно трепещущий купол, на самой вершине которого, в раздвинутом наподобие губ отверстии, что-то влажно темнело.

Где-то года через два, когда солнце встало в самом центре неба, а тени укоротились, дом зевнул, выпустив наружу сгусток тепла – и фигуру Хельмута. Без плаща.

– Анди, можешь идти смотреть. Только… Не пугайся. Да жива она, твоя дриада. Почти совсем оправилась, отверстие натуго стянулось. Асия назвала такое «двуустая матка»: мужское семя входит иными вратами, чем выходит дитя, отчего оно не испытывает родового шока и связанных с ним страхов. Но вот сам ребёнок…

– Что?

– Хороший малыш. Просто, сам понимаешь, не такой, как все прочие на земле.

Я сам не знаю, как оказался внутри, у нашего общего ложа…

И увидел.

Рядом с дремлющей Абсаль, прикрытой тем самым Хельмутовым плащом, в его широких алых складках лежало Семя. Зерно.

Величиной с небольшую чарджуйскую дыню и так же, как она, покрытое сеткой трещин, только поверхность была цвета жжёного кофе, а знаки были ещё более темны и слагались в вязь наподобие арабской. Да еще продольная вмятина разделяла это чудище посередине.

– Дотроньтесь, – произнесла дама Асия. – Оно живое: пока его тепло – тепло матери, однако само оно лишь немного прохладней. Оно ещё не вполне родилось: спит и согревается в тепле.

Я протянул руку – пальцы скользнули как бы по змеиной или лакированной коже, прохлада её была как вода для моего сердца. И наступил покой.

– То самое пшеничное зерно, что соблазнило Адама и Еву в раю, – продолжила она. – Вы оба знаете Священное Предание мусульман?

– Уж и то самое, – буркнул Хельмут. – Не путай нашего Анди ещё больше – хватит того, что его девочку совсем засмущала.

– Здесь послание, – наконец сказал я. – Оно…(у меня никак не получалось признать вот это своим ребенком)

– Я попробую прочесть, – ответила Асия. – Думаю, эту запись вложили в Абсаль ваши книги. Или даже было их было две: одно пришло через ваше семя, другое – через её клетки.

– Нарисовано плотью, проявлено огнём, – кивнул Хельмут. До того я не замечал у него склонности к пышным образам, да и к романтическим жестам тоже. Еще в самом начале знакомства он рассказал, что накидку надлежало использовать двояко: чёрная с серебром сторона означала траур, алая с золотыми фигурками евангелистов – пролитую кровь, но обе воплощали царственность. И теперь явно отметил короля.

– Там написано, что дальше делать с яйцом… э, зерном? – спросил я. От неожиданности нередко делаешься туповатым.