Ангел Украины - [60]

Я откуда-то знал, что парня ждет очень долгое мучительное полугодовое лечение, но он выздоровеет. И поэтому его прощальные сентенции мне доставляли особую грусть. Нечто благородное угадывалось в этом порыве отчаяния.

Дальше события печального периода жизни Миши Федотова развивались таким образом:

В этот день к больному никто не приехал. Из медицинского персонала ни один работник в этот вечер к нему тоже не подошел. К ночи Михаилу стало совсем худо. Он чувствовал, что сердце работает с перебоями и вот-вот остановится. «Еще бы, при таком-то давлении!»

Стоило лечь на левый бок, как сердечная мышца работу замедляла с угрозой полного прекращения своей деятельности. Это было невыносимо и физически, и морально. Лежать и ждать своего конца, прислушиваясь к угасающему организму, было просто невозможно. Федотов, после долгих колебаний, все же решил предпринять еще какие-то действия. Он встал и, держась за стену, прошел шаркающей стариковской походкой коридором и разыскал комнату дежурной медицинской сестры.

— Девушка, доброй ночи, подыхаю, — честно признался Миша, заглянув в ординаторскую. Юная медсестра отложила книгу:

— А Вы у нас вообще кто? Откуда? Что-то я Вас не видела…

— Спортсмен. Приступ панкреатита, а сейчас… сердце… не могу… оно останавливается, — явственно чувствуя, что сердце совсем не хочет (или уже не может) работать, а в глазах заметно потемнело, путано начал пояснять Михаил. — Меня привезли прямо с соревнований, я без денег… завтра подвезут… Боюсь, что не доживу только… Сделайте что-нибудь… добейте, что ли… не могу.

— Аааааа, — неопределенно протянула девушка и тут же сорвавшись с места, налила в чашку воды из электрического чайника, схватила с полки какой-то пузырек с жидкостью и обильно накапала в воду. Властно приказала:

— Пейте!

Миша принял дрожащими руками лекарство и послушно выпил до дна содержимое чашки, ощущая привкус незнакомых трав. Вяло и не вслух пошутил: «Странный вкус. Мышьяк, что ли? Откуда мне знать, какой он на вкус, а те, кто пробовал, уже не расскажут!»

— Теперь присядьте! — голос медсестры прозвучал значительно мягче.

— Не могу! — честно признался Миша, протягивая ходящую ходуном в трясущихся руках чашку. — Сильно болит. Еле стою. Может, дадите какое-нибудь обезболивающее? Уже часов десять маюсь…

— Да что ж я дам… Кроме валерьянки в больнице ничего нет, и то — это моя… — девушка обескуражено кивнула на пузырек с настойкой, но тут же нашлась. — Впрочем, у меня есть глюкоза, а в соседней палате у больного куплены на десять дней вперед капельницы. Я у него займу, а Вы купите, отдадите. Хорошо?

— Конечно, хорошо.

— Тогда мы Вас сейчас прокапаем. Должно помочь! Идите в постель, я сейчас! — она сорвалась с места.

— Спасибо, — пробормотал Миша и отправился в бесконечно длинный путь по стенке к своему койко-месту.

Это была первая и, забегая вперед, скажу, единственная помощь последователей Гиппократа за все время пребывания Михаила в этой больнице. Глюкоза в вену — не ахти какая помощь при таких приступах болезни, но все же лучше чем ничего. Если б не этот копеечный пузырек и одолженная до следующего дня капельница, может, и не дожил бы Михаил Федотов до следующего утра. Причем, что оказалось лучшим лекарством — капельница или человеческое участие, сказать сложно. Словом, ночь эту он пережил.

Добрая медсестра утром сменилась, оставив Михаилу теплое воспоминание о человечности, а вот боли, увы, никуда не делись. Попытка с утра взять у соседей по палате мобильный телефон или денег взаймы на лекарство успехом не увенчалась.

У мальчишки просто не было ни того, ни другого. Судя по отсутствию близких у постели больного, он, вообще, был сирота. К тому же, его вскоре увезли, как понял Михаил, с гнойным аппендицитом на операцию. У паренька предыдущая ночь тоже была непростая.

А выздоравливающий мужик, по виду безработный, сильно пьющий тракторист громко чавкая жаренной свиной печенкой, принесенной женой, отставной колхозницей, одновременно закусывая апельсином, невразумительно промычал, что он ничем помочь не может. Сидящая рядом жена еще пристыдила Федотова, мол, как не стыдно приставать к больным людям. После этого Михаил еще больше «полюбил» двуногих обитателей планеты Земля и утвердился в мысли, что принятое вчера решение — никого ни о чем больше не простить — правильное.

Ситуация была патовая. Ищет его кто-нибудь из товарищей по команде или отдыхают они все после соревнований, уверенные, что ему в больнице оказывается вся необходимая помощь, Миша не знал. И выяснить это не представлялось возможным. Лечить его в этой больнице без денег никто, и это было уже понятно, не собирался. Когда начался обход главврача, у Федотова уже вполне сформировалась мысль о немедленном выдвижении в сторону столицы.

— А ты понимаешь, что можешь просто не доехать в Киев? — пробегая глазами записи в его медицинской карте, равнодушно поинтересовался главный медик сего учреждения.

— А Вам-то что? — грубее, чем следовало, ответил Федотов, не в силах держать себя в рамках этических норм. — Какая мне разница, у вас тут на койке подыхать или по дороге к дому?