Ангел - [33]

Ванесса не сомневалась, что Дейв горячо любил свою жену и теперь жаждал мести. Только надежда на возмездие, отвлекая от мыслей об утрате, помогла ему пережить самое страшное время в его жизни. Ванесса боялась представить, что произойдет, когда маньяк, устраивающий белые пожары, будет пойман.

К счастью, сейчас Дейва занимал только этот поджигатель, и Ванесса чувствовала себя относительно безопасно, но несколько часов назад, когда он с горящими глазами шагал по комнате, сжимая и разжимая кулаки, она не на шутку испугалась за свою жизнь. Высокий и худой, он тем не менее обладал большой физической силой, а чувство попранной справедливости лишь умножало ее. Такого человека было бы очень трудно победить, особенно если он уверен, что правда на его стороне, подумала Ванесса. Он скорее погибнет, чем позволит врагу взять над собой верх. Ей казалось, что Дейв живет в своем особенном мире, где зло никогда не побеждает. Он казался ей современным Роем Роджерсом или, может быть, Суперменом. Нет, все-таки не Суперменом, тот был пришельцем с другой планеты, а Дейв Питерс — герой доморощенный, американский рыцарь. Скорее всего, что-то вроде Роя Роджерса.

— Ты в своей жизни совершал что-нибудь плохое?

Дейв мыл посуду. Он медленно обернулся и внимательно посмотрел на Ванессу. Она стояла в двери, сложив руки на груди.

— Ну и глаза у тебя, — пробормотал он, глядя ей в лицо. — Да, было такое.

— Стащил леденец у школьного приятеля? — Ванесса подумала, что насмешка может вывести его из себя, но он просто отвел глаза.

— Нет, я убил человека.

От такого признания Ванесса похолодела. Она была права — у него душа убийцы. Она повернулась и уже решила уйти, когда Дейв, опершись о раковину и глядя на темное окно, спросил: — Ты не хочешь знать, как это произошло?

— Совсем нет, — быстро ответила она.

— Признание теперь само просится наружу.

Она остановилась и повернулась к нему.

— Ты хочешь мне все рассказать?

— Да, да, именно так. Я никогда не рассказывал об этом даже Челии, и не знаю, почему захотел рассказать тебе. Дэнни тоже ничего не известно. Ты одна будешь посвящена в мою тайну.

— Я очень польщена. Я приму ее, как священник исповедь, и никому не расскажу.

— Спасибо.

После этого Дейв надолго замолчал, и Ванесса засомневалась, не изменил ли он своего решения. Когда она уже собралась уходить, Дейв наконец стал выдавливать из себя слова.

— Тогда мне было семнадцать, и я состоял в уличной шайке…

— В уличной шайке? — У Ванессы глаза полезли на лоб. — А мне казалось, ты пел в церковном хоре.

— Не перебивай, — резко сказал Дейв.

— Извини.

— Наша компания не походила на истсайдскую банду — мы все были из хороших семей. Мы просто скучали, нам часто хотелось немного развлечься, и мы были уверены, что в состоянии сразиться с настоящей бандой: итальянской, пуэрториканской, негритянской или ирландской. Они уничтожили бы нас, но, по счастью, не забредали на нашу территорию, а мы — на их. Мне кажется, они вообще не знали о нашем существовании, иначе просто спустили бы нас в канализацию.

Главарем нашей шайки, которую мы назвали «Пуритане» — как тебе такое название для компании порядочных мальчиков? — был парень по имени Уэксли Хантерман, мускулистый блондин с лицом наглеца и с широченными, как шестирядное шоссе, плечами. Он откровенно презирал почти всех нас, за исключением одного или двух, которых побаивался, а на меня смотрел как на червяка. Тогда я был тощим пареньком, немного бестолковым.

Он опять медленно принялся мыть посуду, уже чистую, но она не вмешивалась.

— Отец Хантермана был адвокатом, и Уэксли всегда нам затыкал этим глотку. Юристов он считал верховной кастой, а жестокостью этот адвокатский отпрыск мог сравниться разве что с палачом из гестапо. Любимым его развлечением было связывать более слабых членов шайки и засовывать им в ноздри куски бритвенных лезвий.

— Неужели и тебя резали? — спросил она, замирая.

— Конечно, но, если мы приходили домой с кровоточащими носами, родители обычно говорили: «Так, так, опять была драка?» и дальше дело не шло. Он был умный ублюдок, этот Хантерман, он знал, что всегда сможет уйти от ответственности. В запасе у него был десяток пыток, как, например, с бритвенными лезвиями, некоторые предназначались для половых органов — не хочу углубляться в детали.

— Почему же ты не вышел из шайки?

— Я хотел, но «Пуритане», как большинство уличных банд, держались на страхе, и никому не позволялось выходить. В конце концов я подумал: «Что же они могут со мной сделать такого, чего не делали раньше?» И вот однажды я не пришел на обычное место сбора и в следующий раз — тоже. Тогда они сами встретили меня около школы.

Они затащили меня на неработавшую водонапорную башню на территории завода.

Дейв задумался, и Ванесса гадала, последует ли продолжение.

После длинной паузы, в течение которой она не издала ни звука, рассказ возобновился.

— Один парень зажег факел, и Хантерман ввел в пламя нож, пока тот не раскалился докрасна, а потом… он стал подносить кончик лезвия к моим глазам! Грозился, что выжжет их. Я сжал зубы. Я бы возненавидел себя на всю жизнь, если бы не сдержался и криком доставил Хантерману удовлетворение. Именно этого он и добивался. Хотел, чтобы я закричал. Ему был нужен мой страх. В конце концов он добился своего. Оттого, что я молчал, он ужасно разозлился. Они сняли с меня ботинки и носки, и Хантерман загнал раскаленный нож мне под ноготь, и второй, и третий, пока я не закричал, как будто меня поджаривали в аду.