Ангел из Галилеи - [44]

— Постой-постой, ты ударилась в поэзию. Прежде всего давай придерживаться фактов. Мы не знаем точно, о ком говорим, но предполагаем, что речь идет о существе, которое жило в экстремальных условиях, претерпело физические лишения и социальную изоляцию, что нанесло ему непоправимый вред. Эпилепсия, протекавшая бесконтрольно в течение долгого времени, также способствовала ухудшению его состояния. Я не хотела говорить тебе, но речь идет о человеческом существе, сознание которого не смогло достигнуть даже уровня животного…

— В том-то и вся проблема, Офелия, ведь, возможно, речь идет не о человеческом существе. Для Ары, для Орландо, для людей из квартала он ангел. Ангел из Галилеи. Ты что, не можешь понять разницы?

— Нет, не могу. Честно говоря, я ничего не понимаю. Знаешь, чего бы мне хотелось? Мне бы хотелось знать, что на самом деле значит для тебя этот юноша.

Я на некоторое время задумалась.

— В нем слились две любви, Офелия, человеческая и божественная, раньше они приходили ко мне по отдельности.

— Возможно, так было куда лучше, естественнее, я хочу сказать, что одно и другое, две эти вещи не должны смешиваться. А если не естественнее, то, во всяком случае, терпимее, не так давило… Дело в том, что я беспокоюсь, видя, что ты погрязла в этом чудовищном болоте… Не знаю, все слишком запутанно и в конечном итоге не имеет ничего общего с психологией. Тебе лучше было бы посоветоваться со священником…

— Ни за что. Я не знаю ни одного священника, которого бы интересовало то, что происходит в голове у женщины. Они лишь следят, как бы их прихожанки не совершили плотский грех.

— Но бывают же умные священники или те, что придерживаются передовых взглядов…

— В этом вопросе все они одинаковы.

— Тогда поищи священника, который хорошо разбирается в ангелах.

— Например? Как монсеньор Окендо, архиепископ Боготы? Знаешь, что делают архиепископы с ангелами, которые спускаются на землю, чтобы внушить любовь женщинам? Они их ощипывают и варят в горшке для санкочо[24]. Вот что они делают.

— Не знаю, как бы сказать тебе, чтобы не обидеть. Мне кажется, твой ангел… его слишком много, и в то же время его как бы и нет вовсе.

— Все мужчины тоже отчасти такие. Что ты мне скажешь о твоем умном французе, о том, который если не мчался куда-нибудь в самолете, то разговаривал по телефону? Или о Рамиресе, по которому я сходила с ума два года и который всегда так уставал от работы, что я его видела исключительно спящим? Да и любой другой, кого ни возьми. Вспомни замечательного Хуанку — он приходил ко мне, чтобы сказать, как меня обожает, а потом отправлялся к тебе, чтобы сказать то же самое! Посмотрим, кто еще. Вот Энрике, маленький мальчик, возомнивший себя не меньше как спасителем мира. Или, чтобы далеко не ходить, твой Сантьяго, такой хороший человек, у него много денег и много служащих в подчинении, поэтому он живет с уверенностью, будто все, что он делает, — абсолютно непогрешимо… Неужели кто-то из них кажется тебе более надежным, чем мой ангел?

— Это скорее плохо говорит о них, чем хорошо о твоем ангеле. Слушай, давай упростим ситуацию, — сказала она, чтобы положить конец спору. — Не будем пытаться до времени делать выводы. Я понаблюдаю его еще несколько дней. Возможно, смена обстановки или разлука с привычными людьми погрузили его в еще более глубокий кризис, чем раньше, и это не позволяет мне…

Неспособность Офелии догадаться, о чем идет речь, доконала меня. Она поняла это и оборвала последнюю фразу на середине. Мы опять помолчали.

— Знаешь, что я сделаю? — сказала я наконец, и мой голос прозвучал несколько мстительно. — Отвезу его обратно в тот квартал. Там, наверху, он ангел, тогда как здесь, внизу, не более чем бедный сумасшедший.

Этот разговор произошел в пятницу вечером. На следующий день, в субботу, Офелия поняла.

Я провела утро в спортзале, где заглушала свои размышления, крутя педали велотренажера и ожесточенно размахивая руками и ногами на аэробике. Около шести вечера, закончив проклятую статью про диету, я уселась смотреть национальные новости по телевизору: футбольный болельщик нанес смертельный удар ножом продажному арбитру, прокурор пристрелил из ружья двух своих деверей за то, что их мотоцикл слишком шумел, несколько партизан устроили побоище в поселке, обвинив его жителей в пособничестве военным, солдаты устроили побоище в поселке, обвинив его жителей в пособничестве партизанам, — одним словом, все как обычно, все та же карусель смертей, к которой мы привыкли. Я собиралась выключить телевизор, когда без предупреждения явилась Офелия. Быстро открыв ей дверь, я поняла: что-то случилось.

— Ты права, — сказала она с порога. — Это действительно необыкновенное существо. Ты не представляешь себе, что произошло сегодня в приюте.

Она рассказала, что сначала встретилась с падре Хуаном, астурийским священником, который вот уже несколько лет каждую субботу приходит в приют, чтобы исповедовать его обитательниц и немного пообщаться с ними. Падре Хуан заглянул и к ангелу и вышел восхищенным, подтвердив, что юноша прекрасно говорит на латыни и греческом. «А что он сказал вам, падре?» — спросила Офелия.