Андропов - [15]

Вот уж поистине, партийный аппарат умнее своих руководителей: он переносит на них, своих Генсеков, заложенные в нем тоталитарной системой силу, опыт и знания.

В 1964 году, после падения Хрущева, Брежнев — безликий партаппаратчик — поднялся в Генсеки, вернее — был поднят на волнах борьбы за власть: на нем — тогда казалось временно — сошлись в компромиссе догматический и угрюмый Суслов, претендовавший на право быть единственным хранителем и выразителем «чистоты» партийного учения, завещанного ему, как он утверждал, Сталиным и Ждановым, и властолюбивый Шелепин, жестокий и циничный партийный функционер нового поколения. Брежнев подождал, пока Суслов и Шелепин истощат друг друга, и, опираясь на власть партийного аппарата, усмирил гордого Суслова и убрал из Секретариата Центрального Комитета опасного Шелепина. Затем, все так же не торопясь, без излишнего драматизма, он выбросил из Политбюро чересчур самостоятельных Шелеста, Полянского, Подгорного, Мазурова, изгнал строптивого Косыгина. И заполнил образовавшиеся вакансии своими людьми, полностью управляемыми и абсолютно благонадежными: Черненко, Русаковым и Горбачевым.

Брежнев не повторил ошибки Хрущева, который назначил его, своего потенциального полуофициального наследника, на важнейшие (после занимаемых им) посты: председателя Президиума Верховного Совета СССР, а затем второго секретаря Центрального Комитета КПСС. Брежнев хорошо запомнил, как умело он воспользовался благоприятной политической обстановкой, чтобы сбросить своего покровителя и занять его место. Брежнев выдвигал на ключевые должности в правительственном аппарате людей более чем преклонного возраста (Тихонов стал премьером в 75 лет) или совершенно случайных, без всяких позиций в партийной олигархии (Архипов, утвержденный первым заместителем премьера, не был избран даже кандидатом в члены Политбюро, хотя по занимаемому положению должен был быть его полным членом), или же настолько политически неопытных и не искушенных по молодости, что они вызывали неприязнь, отчуждение и зависть престарелых коллег, которым понадобились долгие, трудные годы, чтобы взобраться вверх по скользким и крутым лестницам партийной иерархии (Горбачеву не было и 50 лет, когда он был утвержден секретарем ЦК КПСС, и в течение всего двух лет, обойдя других секретарей — Пономарева, Долгих, Капитонова, Зимянина, Русакова, стал членом Политбюро).

Так или иначе, но к началу 1982 года вопрос о наследнике Брежнева все еще оставался открытым, и на должность Генерального секретаря претендовали по меньшей мере четверо: Кириленко, Черненко, Андропов, Гришин (и еще четверо могли претендовать при определенной ситуации: Суслов, Романов, Устинов и Тихонов).

Таким образом, в борьбе за место Генсека доминировало поколение, которое находилось у власти более 30 лет. В 50-х годах Суслов уже был секретарем ЦК, Кириленко — секретарем обкома, Андропов, Черненко, Гришин, Романов — на ответственной партийной работе, Устинов — был министром, Тихонов — заместителем министра. И как люди с похожим социальным опытом и общей партийной судьбой, они рассматривали многообразные и противоречивые экономические и политические проблемы общества в одинаковой перспективе — они старались их не замечать. Исключение составляли Андропов и Черненко — у них был более свободный доступ к информации: у Андропова по причине исполняемых им обязанностей шефа тайной полиции, у Черненко в силу привилегированного положения в Политбюро — доверенного и самого близкого приближенного Брежнева. Они яснее других сознавали, что брежневский режим окаменел и устарел, и осторожно выражали готовность придать ускорение развитию страны (Андропов, возможно, искренне, Черненко — конъюнктурно, стараясь «выскочить из образа» личного секретаря Брежнева).

В 1980 году Андропов был единственным членом Политбюро, публично предупредившим, что детант находится в опасности и настойчиво призывавшим к переговорам с Западом, несмотря на санкции Вашингтона против СССР /22/.

Черненко пошел еще дальше: в своих предвыборных речах и выступлениях в 1980 году он ни словом не обмолвился о своей поддержке советского вторжения в Афганистан, а в 1982 году посмел говорить чуть ли не в духе ревизионизма о необходимости равновесия между идеологической, организационной и хозяйственной работой /23/. Реформизм Черненко был, разумеется, показным, кажущимся, — он не предполагал серьезных изменений в социальной структуре общества. Это была попытка, не раздражая «большого босса», угодить либералам.

К 1982 году, однако, наибольшие шансы наследовать Брежневу были у Кириленко. Он, будучи вторым (после Брежнева) секретарем Центрального Комитета, располагал возможностью создать в партаппарате Москвы собственную политическую машину. У него был богатый опыт ответственной работы в партийных организациях. Кириленко поднялся при Сталине — в период чисток 30-х годов. В 1941 году он, раньше Брежнева, становится вторым секретарем обкома в Запорожье. Спустя десять лет Кириленко сменяет уехавшего в Молдавию Брежнева (возможно — по брежневской рекомендации) на должности первого секретаря Днепропетровского обкома на Украине. Еще семь лет (1955–1962 гг.) он возглавляет партийную организацию Свердловской области — важнейшего экономического центра страны. А с 1962 года он — в Центральном Комитете: член Политбюро, первый заместитель председателя Бюро ЦК КПСС по Российской Федерации, а затем — второй секретарь ЦК КПСС.