Андрей Ярославич - [27]

Часто случалось теперь, что, когда Андрей возвращался после своих занятий с пестуном, ожидало мальчика на столе в столовом покое большое блюдо вкусностей, присланных отцом. Орехи в меду, каленый горох, летом — спелые стручки, репа, редька, в патоке варенная, яблоки спелые твердые желтобокие или моченые, ягодные лепешки, густым малиновым духом пахучие… Но Анка решительно не давала ему всей этой сласти прежде обеденного кушанья… Иной раз отец и сам заходил после ужина. Смотрел, как мальчик ест заедки. Андрей уже совсем не смущался его странных, больших и будто замерших глаз; смеялся, совал в рот липкие пальцы, сосал… Отец улыбался, видя его довольным и веселым. Однажды Андрей подвел его к изразцовой печи и спросил, что означают изображения на изразцах. Нарисованы были деревья, и птицы, и люди, одетые в зеленые, красные, голубые рубахи складчатые, с голыми тонкими ногами. Отец сказал, что это, должно быть, жизнь святых изображается, но про то писаны церковные книги, священные; нельзя мирянам читать и толковать эти книги…

В церкви Андрей теперь молился каждый день. Анка на этом настаивала. Сама она молилась подолгу, становилась на колени, кланялась низко. Андрей знал, что она молится о своем сыне, который был крещен тогда же, когда и его самого крестили, но не был погребен как надобно. Она приводила Андрея к утренней или к вечерней службе. А в утра воскресные торжественно являлась в церковь вся княжеская семья, ближние князя и княгини, дворовая челядь. Андрей и не знал всех.

В Спасо-Преображенский собор ходили. Это храм был придворно-княжеский. Полководцем благородным казался храм, замершим в гордом благочестии. Скромно округлены были кровли, но с гордым благородством устремлялась ввысь стройная башня, увенчанная островерхим шлемовидным куполом. Героическим векам Рюриковичей подобал храм такой…

Приблизившись к собору, князь сотворял троекратно крестное знамение и кланялся. За ним все творили так же. Андрей решил для себя, что церковь — место возвышенное, где можно говорить самому Богу. G удовольствием он соблюдал все молитвенные правила — складывал руки крестообразно и потуплял глаза. Не глядел ни на кого и удивлялся тихо ровному гуду разговоров. А ведь нехорошо вести в храме пустые, мирские речи. Женщины стояли в особом притворе, княгиня и ближние ее — за особыми решетками. Андрей знал, что у него есть маленькие сестры, но лишь мельком видал их.

Отец делался в церкви строгий и далекий. Со своей княгинею венчанной вступал он в церковь, лишь она была его супругою перед Господом. Другие его жены и наложницы, матери его сыновей и дочерей, молились в храме, чужие мужу своему, перед Богом они были ему чужие…

Красноволосый Лев шел следом за своим питомцем, нес приношения в храм — свечи, кутью — особую кашу поминальную. У церкви теснились оборванные грязные люди с протянутыми руками. Шедшие за князем и княгиней слуги раздавали милостыню. Анка раздавала хлеб и сухари из мешка — от Андрея, своего питомца.

Было чувство полноты души, наслады, почти радостной, когда он молился об упокоении души своей кровной матери, затем — об упокоении детской души сына пестуньи своей, своего брата и первого подданного. Ему казалось, что он чувствует мать, ее доброту и нежность к нему. Но молитва усердная спасала его от слез и душевной боли. Он поднимал глаза, смотрел на икону Богородицы и всей душой предавался ее милосердию. Она не оставит милосердием своим близких его почивших!

Но Андрей не забыл слов Александра о том, что он, Андрей, не сын своему отцу. Но казалось унизительным для себя спросить Александра, зачем сказал такое. И Александр с той поры был с ним так внимателен и добр. Заглаживал свою вину? И кого можно было спросить? Анку? О, как бы она возмутилась и клялась бы, хотя ведь это не по-христиански — клясться- и божиться… А спрашивать о матери такое — значит, память о ней чернить. Даже думать нельзя о матери такое! И он молился еще горячее, замаливая грех таких своих мыслей. Однажды после исповеди спросил священника, осмелившись, можно ли молиться про себя, обычными, не молитвенными словами просить прощения у Господа, молиться за близких, когда не в церкви, не в моленной своей горенке, а просто во дворе, или у печи сидишь, или в постели уже лежишь… Священник дозволил ему так молиться и назвал такую молитву «келейной», так она звалась…

Андрей думал об Александре.

Злой Александр? Да нет, пожалуй. Но вот сказал слова, и будто бы легко обронил, и будто бы всего лишь была это одна даже и не злая, а просто необмысленная шутка… А ведь вот сказал — и болит у Андрея душа, не уходит боль… А быть может, все это — хорошо обмыслено Александром, заранее обдумано?.. Как страшно умен Александр! Вроде бы легкий, даже веселый, а на деле-то он страшный, будто сказочный оборотень, который из человека волком оборачивался… И глаза у Александра такие странные — длинные, и всегда кажутся узкими, и умно прищуренными всегда кажутся. И пальцы у Александра длинные, тонкие, красивые. Пальцы его матери, княгини Феодосии, тоже такие. А у Андрея кисть округлая— лопаткой, и пальцы — с братниными сравнишь — неуклюжие совсем…