Андрей Первозванный. Опыт небиографического жизнеописания - [52]
Перечёркнутое начало славянского перевода Деяний Андрея и Матфия.
Ноябрьская минея, Троице-Сергиева лавра. 1420 г. Писец Евсевий (РГБ. Ф. 304. /.)
Распятие апостола Андрея.
Миниатюра из Минология Василия II. Ватикан. Начало XI в.
Древнейшее изображение распятия апостола Андрея из храма в Мюстайре, Швейцария.
Фреска. Около 800 г.
Храм Святых Апостолов.
Миниатюра из Гомилии Иакова Коккиновафского, Париж. Начало XII в.
Старейшее печатное изображение распятия апостола Андрея на косом кресте.
Миниатюра Нюрнбергской хроники. 1493 г.
Гробница апостола Андрея в Амальфи, Италия
А перед рассветом разбушевалась буря. Корабль приближался уже к Синопе, которая стоит на глубоко вдавшемся в море мысу, как резкий северо-западный ветер понёс судно сначала на отвесные скалы и прибрежные камни, венчающие Синопский мыс, затем кормчий попытался увести корабль подальше от гавани, чтобы не разбиться о мол и портовые башни, и направил в сторону более пологого берега залива — но тут неимоверно высокая волна опрокинула корабль на правый борт, и, черпая воду, он, к счастью, не затонул, а лёг тем же боком на мель. Тем временем всех мореплавателей бросало из стороны в сторону, многие схватились за мачты и истово молились Господу Иисусу, Божьей Матери и всем святым. Ошалевший Никита Мономах, прижав руки к груди, катался по палубе, не в силах за что-либо уцепиться, — и, ударившись о борт, не удержал своего драгоценного свёртка: тряпица, разворачиваясь, вдруг покатилась в противоположную от него сторону, и косточка, которая выскочила из неё, поскакала вверх по накренённой палубе, прямо в руки Епифанию.
Епифаний, ничего не понимая и не видя, где верх, где низ, схватил скакавшую на него кость и, зажмурившись, с ещё большей силой уцепился в мачту. Когда он открыл глаза через несколько мгновений, корабль уже лежал на боку. Никиты нигде не было, а на востоке, в лучах восходящего солнца, спокойно и плавно шёл по бушующим волнам высокорослый муж в сияющем хитоне, белая его борода и всклокоченные волосы развевались на ветру.
Очнулся Епифаний уже на берегу. Над ним склонился испуганный Иаков:
— Хвала Иисусу, ты жив! Я еле вытащил тебя с этого корабля.
Епифаний почувствовал, что крепко сжимает в руке что-то твёрдое, и тут же вспомнил всё, что с ними приключилось. Разжав руку и облобызав чудом доставшуюся ему косточку, он вдруг воскликнул:
— А наши книги, Иаков?..
— Ещё одно чудо, отче! Даже не намокли. Вот они, в нашей суме.
— Там у нас был ларчик с ладаном. Сложи-ка туда и эти мощи. Да будь поосторожней. — И Епифаний протянул Иакову пятку апостола Андрея.
Оказалось, что корабль выбросило на песчаную отмель милях в трёх от приморского городка Каруса. Прибрежные воды источали диковинную смесь пряных и сладких ароматов, покуда ценный груз ещё не был полностью смыт течением. Вместе с дюжиной спасшихся моряков, — но среди них, увы, не было Георгия, — студиты дошли до Карусы, где нашли приют при церкви Святого Ипатия Гангрского, в которой хранилась его десница. На их расспросы о том, что происходит в соседней Синопе, добрались ли до неё иконоборцы, настоятель, молодой ещё пресвитер Иоанн отвечал:
— Смотря как посмотреть. Епископ-то синопский Павел как был, так и остался на месте, никуда не ссылали его. Но ничего дурного не могу сказать про него…
Итак, в надежде, что в Синопе пока не зверствуют иконоборцы, Епифаний с Иаковом на следующее утро отправились туда и прибыли к вечеру под воскресный день, попав на всенощное бдение в соборе Святого Фоки, где служил епископ. Иконы из собора не убрали, но развесили их по стенам так высоко, что приложиться к ним было совершенно невозможно; на одеяниях же духовенства и на завесах лики Христа, Богородицы и святых отсутствовали; на ектеньях возносилось имя лжепатриарха Феодота, — так что не шла студитам молитва на ум и сердца их не умилялись божественным песнопениям. Епифаний, словно предчувствуя беду, старался держаться подальше от алтаря, прячась за колонной, но в конце службы услышал знакомый писклявый голосок:
— Вот они! Держите их, изменников государевых! — вопил, тыча пальцем в сторону Епифания, Никита Мономах. — Это беглые иконопоклонники, студиты, святотатцы! Это они навлекли гнев Божий на наш корабль!
Сотни настороженных взглядов устремились на Епифания и Иакова.
— Ловите скорей, а не то убегут! — верещал евнух. — Это ж соглядатаи Никифора, письмоноши, отравители колодцев, пособники сарацин!
Стоявший среди знати военачальник, по важном виду — сам синопский дука, недовольно кивнул своим отрокам, и те нехотя стали протискиваться сквозь ряды прихожан, стараясь добраться до тех, на кого указывал Никита. Но оцепеневшие студиты и не думали бежать.
— Передайте их людям епископа, — приказал дука. — Раз они монахи, пусть он с ними сам и разбирается.
Подхваченные под руки, Епифаний и Иаков были через тёмные переходы выведены из церкви в епископские покои, где под присмотром какого-то глухонемого скифа звериной наружности, по повадкам носильщика, до полуночи дожидались, пока с ними кто-нибудь разберётся. Когда же пришёл епископ Павел, утомлённый, по-видимому, обильной трапезой, он не сразу заметил забившихся в угол черноризцев.
