Андрей Первозванный. Опыт небиографического жизнеописания - [40]

— А разве не наоборот?

— Ты уж сам решай, как правильно, а я расскажу, что знаю точно. Так вот, святой апостол Христов, всехвальный и блаженный Андрей Первозванный, брат первоверховного Петра-апостола, прибыл к нам в Никею, а здесь было семь бесов, что жили среди гробниц, расположенных вдоль дороги. Я думаю, это Константинопольская дорога, по ней вы сегодня вошли в город и стали свидетелем нашего несчастия… А ведь тогда, при апостоле Андрее, было то же самое, только не разъярённая толпа, а злые бесы бросали камнями в проходивших мимо людей и уже многих убили до смерти. Когда же прибыл блаженный апостол, весь город вышел ему навстречу с оливковыми ветвями и провозглашал такие славословия: «Наше спасение в руках твоих, человек Божий». И после того как изложили они всё по порядку, ответил им блаженный апостол: «Если уверуете вы в Господа Иисуса Христа, Сына Всемогущего Бога — вместе со Святым Духом Единого Бога, то освободитесь с Его помощью от бесовской этой напасти». И воскликнули они: «Что бы ты ни проповедовал, мы поверим и послушаемся твоего приказа, только бы избавиться нам от такого наваждения». И он, благодаря Бога за их веру, приказал самим бесам предстать перед лицом всего народа — и те явились в образе собак. А блаженный апостол, обратившись к народу, сказал: «Вот бесы, враги ваши. Но если вы верите, что я в силах повелеть им во имя Иисуса Христа покинуть вас, то исповедуйте это предо мною». И воскликнули они: «Веруем, что Иисус Христос, Которого ты проповедуешь, есть Сын Божий!» И тогда приказал блаженный Андрей бесам: «Убирайтесь же в места безводные и бесплодные, не убивая и не подходя ни к кому из людей везде, где бы ни призывалось имя Господне, пока не получите заслуженное вами наказание в вечном огне». Сказал он это — и бесы с диким рёвом исчезли с глаз присутствующих, и так наш город был освобождён. А блаженный апостол крестил всех горожан и поставил им епископом Каллиста, мужа мудрого и беспорочно хранившего всё, что принял от учителя. Вот как оно было, если рассказывать вкратце. Впрочем, о том, что происходило в Никее при апостоле Андрее, я знаю немного. Лучше бы ты расспросил старого Фалалея, диакона Успенской церкви, где тебе и служить.

Великолепная церковь Успения Пресвятой Богородицы, украшенная мозаиками, не уступавшими лучшим из тех, что сияли в Софии Константинопольской, отстояла от кафедрального собора Никеи на несколько кварталов к юго-востоку. Настоятель Михаил и почти вся братия ещё не вернулись с Константинопольской дороги, по которой увозили епископа Петра. Зато при храме оставался диакон Фалалей, который по немощи своей не смог проводить своего отца и господина. Он недоверчиво принял студитов у себя в домике, маленькой пристройке к митрополичьей библиотеке.

— Не может у нас сейчас быть добрых гостей из Константинополя! — ворчал он. — Нового стратига прислали, так он из выкрестов еврейских, а сам, значит, тайный иудеянин. Это ведь колдуны иудейские, коварные и жадные до золота, совратили василевса Льва в ересь иконоборчества, это они теперь получают высокие должности и при дворе, и в провинциях!

— Ты о каком Льве говоришь, брат Фалалей? — удивился Епифаний.

— Как о каком — о нынешнем, с именем и нравом звериным!

— Так ведь это про того, старого, Льва, самого первого иконоборца, рассказывали, что его иудеи околдовали. Так до сих пор в народе говорят…

— Ну и пусть говорят. Скоро станет ясно, что и этого тоже они, христоубийцы, охмурили. Недаром ведь стратиг наш сам обрезанный, а скоро и всех подряд обрезать начнёт. И сон мне вот прямо сегодня снился, что пришлют к нам нового еретического митрополита — варвара иудействующего, одноглазого, с рогами на спине и хвостиком поросячьим.

В тот день Епифанию так и не удалось разговорить старого Фалалея, однако тот после долгих уговоров устроил их в каморке при библиотеке. Братия же Успенской церкви вернулась лишь поздно ночью, а пресвитер Михаил был даже ранен, но сам приветствовал студитов с большим сочувствием и благословил их на труды в скриптории, Епифания же попросил время от времени сослужить ему с другими священниками.

Только через месяц, когда волнения в городе улеглись, а клирики уже уверились в том, что нового епископа-иконо-борца им не пришлют и можно служить по-старому, — только тогда Епифаний праведными трудами и истинно монашеским смирением заслужил доверие Фалалея и смог расспросить его обо всём, что тот знал о посещении Никеи апостолом Андреем.

— Я буду рассказывать, — начал Фалалей, усевшись под орехом во дворе церкви, — а брат Иаков пускай себе записывает, раз он у тебя такой скорописец. Что наговорил тебе отец Маркеллин, так то неправда. Я сам ему когда-то рассказывал, как было на самом деле, да потом заехал к нам этот никомидийский поп и переучил Маркеллина. В старинной, мол, книге так и эдак написано было. Вот теперь Маркеллин и рассказывает, как его тот никомидиец научил. Подозрительный, знаешь ли, никомидиец. Я тамошних попов и дьяконов почти всех знаю, а откуда этот выискался, не пойму до сих пор. Разговор у него очень уж странный: вроде и правильно всё говорит, но произносит как-то не так, не по-нашему.