Андалусская поэзия - [40]

Шрифт
Интервал

    как будто в цветы влюблен,
Сорвал у них поцелуи,
    и куда-то умчался он.
А в кронах дерев шумели
    птицы — точно муллы,
Взойдя на мимбары, возносят
    деяньям господним хвалы.
* * *

Перевод Л. Кельмана

Едва я произнес слова стихов —
     и тотчас мне откликнулась голубка,
Когда б не воркование ее,
     не повторил бы этого поступка.
Я вместе с ней оплакивал себя
     и горечь дней, ушедших безответно,
И страсть непозабытую свою,
    уплывшую, как облако от ветра.
О многом плакал невозвратном я:
    о юности, чей след слезой не смою,
О днях чудесных, лучезарных тех,
    что проводил когда-то с Сулаймою.
Но с юностью прощание страшней
    разлуки, отторгающей от милой:
И молодость ушла, а вслед за ней
    и та, которой сердце не забыло.
Желанней ложа я еще не знал,
    чем в ночь прощанья (если б знать ей цену!),
Не видел лика я светлей зари,
    которая явилась ей на смену,
Дней и ночей, стремительнее тех,
    которые я прожил в эту пору,
И жизни слаще, радостнее той…
    Так горько мне, но места нет укору.
Ах, это время минуло, увы,
    и только снится Сулаймы рука мне.
Воспоминания мне сердце жгут,
    оно от горя стало тверже камня.
Не собственною волей те края
     покинул я, что долго были домом,
А духом слабым был я в путь ведом
     и телом, к наслаждениям влекомым.
Как ощутить дыханье ветерка —
    прохладой веял в заповедном крае, —
И как испить лаванды аромат
    с лугов, сулящих радость в этом рае?
Ушло то время, лишь одни мечты,
     лишь память о былом не покидает
И не дает забыться мне в седле,
     и в доме одиноком ожидает.
Я стоек, я вынослив, терпелив.
     Но стойкость и терпенье быстро тают,
Иссякли силы прежние во мне,
     остались слезы — и не иссякают,
Потоком нескончаемым текут —
    не успевает высохнуть одежда.
Попытки тщетны слезы удержать,
    и вытереть — напрасная надежда.
Для глаз моих усталых темнота
    становится врачующей сурьмою,
Но тело мечется всю ночь без сна
    на ложе, не согретом Сулаймою,
А блеск зари так тяжек для очей —
    они устали, потускнели ныне
И видят только тот цветущий край,
    что стал теперь бесплодною пустыней…
* * *

Перевод Л. Кельмана

За что ты меня терзаешь,
    о красавица злая,
Недугом меня карая,
    бессонницу насылая?
Спасения нет от тебя,
    и нет от тебя исцеленья,
Верни же мне сон и здоровье:
    всевластны твои веленья.
Был я стойким и твердым —
    любовь разрывает на части,
Как гибкая ветка в бурю,
    я весь трепещу от страсти,
Священные я нарушаю
    обычаи и законы.
Что может поделать, скажи мне,
    с собою несчастный влюбленный?
Терзаешь меня, убиваешь
    холодной своей красотою.
Чем провинился, не знаю,
    ужель доброты я не стою?
Бесчувственна, холодна ты,
    не человек — изваянье.
Не ведаешь ты, похоже,
    что это такое — страданье?
Сама никогда, наверно,
    бессонницы не испытала,
Недугом любви не томилась,
    не плакала, не тосковала.
Не понимаю красавиц,
    что зова любви не слышат:
Хотя они и прекрасны,
    но не живут — лишь дышат.
Я, верный душой и нежный,
    все низкое презираю,
Достойное только ценю я
    и только его выбираю.
Стихи о любви пишу я
    и перед Аллахом каюсь,
Я о возлюбленной плачу
    и от грехов отрекаюсь.
Я гибкая ветка ивы —
    доколе же мне, доколе
Качаться по воле ветра,
    его покоряясь воле?
* * *

Перевод Л. Кельмана

Как часто ночь моя черна — черней твоих волос,
Из-под бессонных век моих текут потоки слез.
Воспоминанья — как цветы, их шепот — о тебе,
Слезами выкуп я плачу безжалостной судьбе,
Слезами выкуп я плачу — как горек привкус их —
За сердолик твоих ланит и жемчуг уст твоих.
Ах, сколько раз рассеян был тобою мрак ночной —
Сияньем твоего чела, как полною луной!
И сколько раз я вновь и вновь ласкал твой гибкий стан —
И утихала сразу боль моих сердечных ран.
О, как свежи тюльпаны щек, как сладок аромат
И как две лилии меня округлостью манят.
Бокалу с розовым вином подобен дивный лик,
Слеза — воздушный пузырек, что в том вине возник.
От страсти ты трепещешь вся — тростинка на ветру,
Безумства час настал, боюсь, от радости умру.
* * *

Перевод Л. Кельмана

Я скорблю, что мы так далеки друг от друга,
А тебя заменить никакая не может мечта.
Только ветер-бродяга приносит порою мне вести,
А без них, о любимая, жизнь безнадежно пуста.
Свой любовный привет посылаю с попутным я ветром,
На ответ не надеясь, отныне надежды — тщета.
Я скорблю оттого, что совсем мое сердце иссохло,
Что намокли от слез рукава, замолчали уста,
Сна давно не вкушают глаза — словно пост соблюдают,
Лишь когда появляешься ты — нарушенье поста.
Ты любовь, и судьба, и надежда. Вовек не забуду,
Как тебя целовал — ты была так нежна и чиста,
Та волшебная ночь — ей не будет уже повторенья —
Дня светлее была и прекраснее, чем красота.
* * *

Перевод Л. Кельмана

Облако еле тащилось в ночных небесах,
Словно мешали тяжелые путы, оковы,
Северный ветер его подхватил и повлек —
Мнилось, земли оно было коснуться готово.
Молний сверкающих жадные языки
Будто лакали чернила мрака ночного.
Белые в воздухе снег начертал письмена,
Черного ворона-ночь превращая в седого.
Луг поседел, и деревья седые стоят,
Все облачилось кругом в снеговые покровы.
* * *

Перевод Л. Кельмана

Чудесная гостья явилась ко мне —

Еще от автора Абу Мухаммед Али Ибн Хазм
Ожерелье голубки

Арабская поэзия XI в, пытавшаяся первое время в Испании хранить старые традиции и воспевать никогда не виданного этими поэтами верблюда, постепенно под местными влияниями ожила, приобрела индивидуальный характер и, как это можно теперь считать доказанным, в свою очередь оказала могучее влияние на лирику европейских трубадуров. Вот на такой-то почве и возникло предлагаемое сейчас русскому читателю произведение Абу Мухаммеда Али ибн Ахмада ибн Хазма, родившегося в Кордове 7 ноября 994 года, — книга «Ожерелье голубки» (Тоукал-хаммана)


Средневековая андалусская проза

Сборник включает произведения разных жанров, созданные в X—XV вв.: «Ожерелье голубки» Ибн Хазма и «Повесть о Хаййе ибн Якзане» Ибн Туфейля, ранее уже издававшиеся, и рассказы и хроники разных авторов, впервые публикующиеся на русском языке.Философская притча о смысле человеческого бытия, трогательные любовные истории и назидательные поучения, рассказы о поэтах и вазирах, воителях и правителях — все это найдет читатель в книге, которая в первый раз столь полно познакомит его со средневековой прозой арабской Андалусии.


Рекомендуем почитать
Мудрецы Поднебесной империи

Китай, Поднебесная империя – родина древнейших, но не утрачивающих своей значимости философских учений и мировых религий, фантастическое царство всепроникающего духа и средоточия мистических сил Земли, центр сакральных знаний человечества и мир, хранящий первозданные тайны природы. И в то же время – духовное и плотское, мудрость и глупость, богатство и бедность, алчность и щедрость, милосердие и жестокость, дружба и вражда – все человеческое оказывается представленным здесь каким-то непостижимо символическим образом.


Китайский эрос

«Китайский эрос» представляет собой явление, редкое в мировой и беспрецедентное в отечественной литературе. В этом научно-художественном сборнике, подготовленном высококвалифицированными синологами, всесторонне освещена сексуальная теория и практика традиционного Китая. Основу книги составляют тщательно сделанные, научно прокомментированные и богато иллюстрированные переводы важнейших эротологических трактатов и классических образцов эротической прозы Срединного государства, сопровождаемые серией статей о проблемах пола, любви и секса в китайской философии, религиозной мысли, обыденном сознании, художественной литературе и изобразительном искусстве.


Макамы

Макамы — распространенный в средневековых литературах Ближнего и Среднего Востока жанр, предвосхитивший европейскую плутовскую новеллу. Наиболее известным автором макам является арабский писатель, живший в Ираке. Абу Мухаммед аль-Касим аль-Харири (1054—1122). Ему принадлежит цикл из 50 макам, главный герой которых — хитроумный Абу Зейд ас-Серуджи — в каждой макаме предстает в новом обличье, но неизменно ловко выпутывается из самых затруднительных положений. Макамы написаны рифмованной ритмической прозой с частыми стихотворными вставками.


Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии

В сборник вошли произведения таких поэтов как: Калидаса, Хала, Амару, Бхартрихари, Джаядева, Тирукурал, Шейх Фарид, Чондидаш, Мира-баи, Мирза Галиб, Цао Чжи, Лю Чжень, Цзо Сы, Шэнь, Юй Синь, Хэ Чжи-чжан, Оуян Сю, Юй Цянь, Линь Хун, Юри-ван, Астролог Юн, Тыго, Кюне, Син Чхун, Чон Со, Пак Иннян, Со Гендок, Хон Сом, Ли Тхэк, Чон Джон, Сон Ин, Пак Ын, Ю.Ынбу, Ли Ханбок, Понним-тэгун, Ким Юги, Ким Суджан, Чо Менни, Нго, Тян Лыу, Виен Тиеу, Фам Нгу Лао, Мак Динь Ти, Тю Дыонг Ань, Ле Тхань Тонг, Нго Ти Лаг, Нгуен Зу, Какиномото Хитамаро, Оттомо Табито, Нукада, Отомо Саканоэ, Каса Канамура, Оно Такамура, Минамото Масадзуми, Фудзивара Окикадзэ, Идзуми Сикибу, Ноин-Хоси, Сагами, Фудзивара Иэцунэ, Сюндо Намики, Фудзивара Тосинари, Минамото Мититомо, Сетэцу, Басе, Ранран, Сампу, Иссе, Тие, Бусон, Кито, Исса, Камо Мабути, Одзава Роан, Рекан, Татибана Акэми и мн.др.


Услада душ, или Бахтияр-наме

Книга-памятник персидской орнаментальной прозы XIII в. Автор в распространенной в то время манере развивает тему о вреде поспешных решений, щедро украшая повествование примерами, цитатами, риторическими фигурами.


Игрок в облавные шашки

«Дважды умершая» – сборник китайских повестей XVII века, созданных трудом средневековых сказителей и поздних литераторов.Мир китайской повести – удивительно пестрый, красочный, разнообразные. В нем фантастика соседствует с реальностью, героика – с низким бытом. Ярко и сочно показаны нравы разных слоев общества. Одни из этих повестей напоминают утонченные новеллы «Декамерона», другие – грубоватые городские рассказы средневековой Европы. Но те и другие – явления самобытного китайского искусства.Данный сборник составлен из новелл, уже издававшихся ранее.