Андалусская поэзия - [39]

Вино золотистое в светлые кубки мы лили,

На волю его выпуская из темной бутыли.

Вино на закате мы выпустили из темницы,

Но кубки наполнятся снова в сиянье денницы.

И вышивкой пестрой нам луг показался цветистый,

И тенью дарили нас ветви с листвою сквозистой.

Тут все восхищало: и горлинки томное пенье,

И запах лаванды цветущей, и страсти кипенье,

И белая пена волны на поверхности зыбкой,

Что сходство реке придавала с жемчужной улыбкой.

Но запад, едва отпылавший закатом багровым,

Теперь облаков шелковистых затянут покровом.

Сквозь эту завесу, один в поднебесье туманном,

Блестит народившийся месяц в плаще златотканом.

* * *

Перевод В. Потаповой*

Говорит виночерпий-Любовь, что совсем не со зла

Мне кровавые слезы наместо вина поднесла!

Блещет молния в небе — и снова сгущается тьма,

Но бессонница к векам влюбленного льнет, как сурьма.

Опрокинул писец незадачливый склянку чернил

И развернутый свиток пергамента сплошь зачернил?

Или ворон огромный простер над землей два крыла,

Чтобы ночь беспросветная и´ссиня-черной была?

Устремляется туча за тучей. От этих погонь

В столкновеньях рождается недолговечный огонь.

Неужели вчерашнее утро сомкнуло зеницы

Для того, чтоб вовек не увидеть сиянья денницы?

* * *

Перевод В. Потаповой*

Сверкнула зарница

И, чуть погодя,

Вдогон ей посыпались

Капли дождя.

Гремел в поднебесье

Раскатистый гром.

Внизу отливала

Земля серебром.

Хоть солнечный отблеск

На купол небес

Ложился, долина

Взяла перевес:

Раскинула пруд голубой,

В свой черед,

Дабы синевой

Удивить небосвод.

Как звезды, полны

Неземной красоты,

Блистающий пруд

Окружали цветы.

Подобно алмазам

И яхонтам, взор

Ласкали вершины

Задумчивых гор.

* * *

Перевод В. Потаповой*

Костер угасающий! Око твое не ослепло.

Оно багровеет сквозь груду остывшего пепла.

Давно ли, точь-в-точь, как луна в полнолунье, блистал ты?

Из диска златого теперь полумесяцем стал ты.

Вверху облака над тобою темнеют, как тени,

Усталым верблюдам под стать, подогнувшим колени.

И капли кипят, на костер упадая оттуда,

Как белая пена кипит на губах у верблюда.

На черной земле от костра красноватые блики.

В пурпурный наряд виночерпий одет черноликий.

Дразня дымно-сизое облако, пламя окрепло,

И рвутся огня языки из-под серого пепла:

— Кого нам страшиться? Мы вскормлены матерью-тучей:

На землю она обронила огонь свой летучий!

Охапку лучей, изливающих блеск дивнозарный,

Собрал и кругом очертил этот пламень коварный.

Теперь окоем на востоке пылает — и, мнится,

Что мрака завесу свернула перстами денница.

* * *

Перевод В. Потаповой*

Чадрою снежной лик

Земли покрылся вдруг,

И свежая листва

Трепещет от испуга.

И ранней сединой

Одето все вокруг:

Ветвей кудрявых сень,

Пушок зеленый луга.

* * *

Перевод Л. Кельмана

Страсть во мне пробудил на заре ветерок,

Голос горлицы был провозвестник дорог:

Стон услышал, похожий на жалобный плач,

Соловей перевел его трелью, толмач.

И от стонов ее, как роса на цветах, —

Слезы вдруг на моих покрасневших глазах.

Нам неясно самим, кто страдает, влюблен,

Кто любовью, быть может, совсем обделен.

Но увидел любимой пустое жилье

И холодный очаг — снова впал в забытье.

Стал казаться проклятым мне край этот весь —

Ведь она здесь страдала и мучалась здесь.

Злой тоске целиком я отдался во власть,

Раз надежда на счастье моя не сбылась.

Как орлица, когтила мне сердце любовь,

Ей, безжалостной, лучше и не прекословь.

«Принимайтесь за дело!» — велел я слезам,

Заструились обильно слезы вмиг по щекам.

Видно, это случилось со мной неспроста:

Слезы выдали то, что хранили уста.

И коня своего повернул я туда,

Мне дорогу любовь указала куда, —

В заповедные земли, к песчаным холмам,

И лобзал ее дома развалины там.

Будут слезы, я знаю, еще солоней:

Приведут ли меня мои странствия к ней?..

* * *

Перевод Л. Кельмана

Твой образ явился ночью,

    в дорогу позвал меня —

Уже омывало утро

    лицо наступившего дня.

Горевший для путников поздних,

    я затушил костер,

Теперь никому не нужный:

    светлел небесный простор.

Умчался редеющий сумрак —

    стремительный конь вороной,

Рассвет вдали показался,

    как дивный путник ночной.

Глаза мои напоил он

    всей влагой соленых озер —

Слезами она зовется, —

    но глаз он моих не отер.

Ударом кремня о кресало

    он пламя любви запалил,

Я, может, его погасил бы,

    но нет ни желанья, ни сил.

Любовь моя облачилась

    в хламиду болезни злой —

Лохмотья прикрыть не в силах

    бушующей страсти зной.

Меня рыдания душат,

    рвется наружу плач,

Сверкающих молний взмахи —

    свой меч обнажил палач.

Оставила ночь рассвету

    обильную влагу рос,

В очах цветов ее капли —

    моих жемчужины слез.

Млечный Путь опоясал небо

    светлой лентой своих огней —

Одежда черная ночи

    и белый кушак на ней.

Мерцает тот звездный пояс

    в просветах средь облаков,

Сверкают в нем бриллианты,

    украшая ночи покров.

А в небе влачится туча,

    и мой наблюдает взор,

Как нитями струй вышивает

    она на лугу узор.

Повеял утренний ветер,

    колышет он бедра ив,

Качает зеленые пряди

    прохладный его порыв.

Тростинок высокие шеи

    склоняются, чтобы цветы

К их свежим устам поцелуем

    приникли, нежны и чисты.

А туча, которая в небе

    все дальше и дальше плыла,

Вся в огненных вспышках, похожа

    на темную амбру была.

Веселый проказник ветер,