Андалусская поэзия - [32]

Шрифт
Интервал

* * *

Перевод Н. Горской*

На смену внятной речи человечьей
Пришло ко мне беззвучных слез наречье.
Слабею, чахну, таю с каждым днем,
И смерть вот-вот войдет в мой скорбный дом.
Лечить недуг любви — пустое дело,
Когда он жжет дряхлеющее тело.
Не стоит на влюбленного смотреть —
Под взглядами еще больней гореть.
Уже достиг я мудрости Адама,
Прекрасна мудрость, но любовь упряма:
Колдунья посмотрела на меня,
И в тот же миг закрылась западня.
С тех пор томлюсь, не ведая покоя,
Бессонна ночь и полон день тоскою.
Газель моя, мне чудилось порой,
Что стала ты моей душой второй.
Но свет любви я погасил упреком,
Теперь грущу о светоче далеком.
Мой взгляд коснулся юных алых щек,
Кораллы нежных губ слегка обжег.
Но все, что сладостным для глаз казалось,
Осадком горьким в памяти осталось.
Другие девушки мне рай сулят,
Но раю с ними предпочту я ад.
Я был счастливым в молодые годы,
Но поседел — и начались невзгоды.
Должно быть, старость — тяжелейший грех,
Коль седина отпугивает всех!
Смотрю на голову мою седую
И в горестном бессилье негодую.
Мне зеркало твердит с издевкой злой:
Вся жизнь твоя подернулась золой.
А думы тлеют, дымом улетают,
И дни мои — дотлев — как дым растают.
Запомни: с первой прядью соляной
Ты — раб, гонимый в пропасть сединой.
* * *

Перевод Н. Горской*

Будь в мыслях и делах правдив и справедлив,
Запомни: мудрецу неправда не к лицу.
Коль хочешь слыть живым, не лги, пока ты жив, —
Ведь лжец в сердцах людей подобен мертвецу.
* * *

Перевод Н. Горской*

О горечь разлуки, о мука ночная,
Бескрайняя, черная ночь ледяная.
Глаза — два провала, две рваные раны,
В них горе сочится росою багряной.
А море во мраке, как мерзлая глыба,
И к черному мраку припаяна рыба.
Где грозди созвездий, где месяц двурогий?
Померкли светила иль сбились с дороги?
Ах, если б, страдая, мне выстрадать юность,
С волос моих сбросить постылую лунность!
Забыть на рассвете тревоги ночные,
Вернуть бы мне кудри мои смоляные…
А ночь, как верблюд, подогнувший колени,
Простерлась огромной причудливой тенью.
Мерцает на небе Стрелец розоватый —
Как будто стреляет по тени горбатой.
Стряхнув позолоту, бледнеют Плеяды,
На запад спускается звездное стадо.
О ночь, твои чары уже ослабели —
Проснулся рассвет в золотой колыбели.
* * *

Перевод Н. Горской*

Твой сияющий румянец — солнца танец,
Алый глянец на весенней розе млечной.
Ускользаешь веткой гибкой, верткой рыбкой,
Озарив улыбкой зыбкой нашу встречу.
Расплетаясь, косы блещут, вольно плещут,
Омывая плечи многоструйной речкой.
Кто ты — свет неуловимый, струйка дыма,
Или дождь неудержимый, быстротечный?
Я шепчу, вздохнув украдкой, — ты загадка,
Мне несладко от твоих противоречий.
Тонким станом подразнила — опьянила,
Белой ручкой отстранила — мне переча.
* * *

Перевод Н. Горской*

Познавшему свиданья рай
Покажется разлука адом.
Мне не забыть медовых уст,
Благоухавших райским садом.
Жемчужин влажных не забыть,
Сиявших драгоценным кладом.
Я становлюсь рабом тоски,
Когда любимой нету рядом.
Как трудно к цели мне идти —
Нет сил и нет числа преградам.
В пыли, во мраке я влачусь,
Отыскивая солнце взглядом.
* * *

Перевод Н. Горской*

Увидев меня изможденным и бледным,
Все муки разлуки она поняла,
И руки на шею легли ожерельем,
И высшая благость на нас снизошла.
Любовь моя жарким костром запылала,
Спаяла и сплавила наши тела.
Под утро любимая розой цвела,
А я был как уголь, сгоревший дотла.
* * *

Перевод Н. Горской*

В танце, в песенном искусстве андалускам равных нет,
Об искусной андалуске так сказал один поэт:
О плясунья, о певунья, андалусская колдунья,
Всплески музыки и шелка, легкий локон над щекой.
В ритме быстром голос чистый льется струйкой серебристой —
Позавидовал бы Ма´бад сладкозвучности такой.
Ни в скольженье, ни в круженье нет ни капли напряженья —
Ножки легкость, гибкость стана, жест чеканный, колдовской.
Даже ива над обрывом рядом с этим дивным дивом
Показалась бы корявой неотесанной доской.
В танце пылком, легкокрылом ты нам тайну приоткрыла,
Что в тебя влюбилось солнце и утратило покой.
Мы взираем и внимаем, муки солнца разделяем
И, вздыхая, проливаем слезы радости рекой.
* * *

Перевод Н. Горской*

Поймав газель, пленившую меня,
Мои глаза мне стали западней.
Не думайте, что джинния она —
Я околдован девушкой земной.
Аллах, не мучь бессонницей ее
За то, что сон поссорила со мной.
Ее уста полны хмельной росы,
Как маргаритки юные весной.
Мне верится, что я когда-нибудь
Напьюсь душистой влаги росяной.
* * *

Перевод Н. Горской*

Сказал поэт про свой калам:

Ручей в руке, сокрытый в тростнике,
Как изумляюсь я твоим делам!
Твой черный цвет дарует строчкам свет,
Как будто ты источник света сам.
Твои следы — прозрачных строк ряды —
Подобны прочным каменным валам.
Терзаешь ты пергамента листы,
Давая жизнь горящим письменам.
Сурьмишь свой глаз, чтоб взор его не гас,
Тебе сурьма — целительный бальзам.
Плетешь узор — мудрец и фантазер —
И не берешь в стихи словесный хлам.
Но ты жесток: порою бисер строк
Подсунешь слабым старческим глазам.
Пройдет каприз, и буквы всходят ввысь,
Под стать лилейным длинным стебелькам.
* * *

Перевод Н. Горской*

В разлуке он сказал, тоской томим:

Растаял призрак твой, как легкий дым,
И не явился к берегам моим.
Не разрешила ль ты ему прийти,
Иль сам он задремал на полпути?

Еще от автора Абу Мухаммед Али Ибн Хазм
Ожерелье голубки

Арабская поэзия XI в, пытавшаяся первое время в Испании хранить старые традиции и воспевать никогда не виданного этими поэтами верблюда, постепенно под местными влияниями ожила, приобрела индивидуальный характер и, как это можно теперь считать доказанным, в свою очередь оказала могучее влияние на лирику европейских трубадуров. Вот на такой-то почве и возникло предлагаемое сейчас русскому читателю произведение Абу Мухаммеда Али ибн Ахмада ибн Хазма, родившегося в Кордове 7 ноября 994 года, — книга «Ожерелье голубки» (Тоукал-хаммана)


Средневековая андалусская проза

Сборник включает произведения разных жанров, созданные в X—XV вв.: «Ожерелье голубки» Ибн Хазма и «Повесть о Хаййе ибн Якзане» Ибн Туфейля, ранее уже издававшиеся, и рассказы и хроники разных авторов, впервые публикующиеся на русском языке.Философская притча о смысле человеческого бытия, трогательные любовные истории и назидательные поучения, рассказы о поэтах и вазирах, воителях и правителях — все это найдет читатель в книге, которая в первый раз столь полно познакомит его со средневековой прозой арабской Андалусии.


Рекомендуем почитать
Мудрецы Поднебесной империи

Китай, Поднебесная империя – родина древнейших, но не утрачивающих своей значимости философских учений и мировых религий, фантастическое царство всепроникающего духа и средоточия мистических сил Земли, центр сакральных знаний человечества и мир, хранящий первозданные тайны природы. И в то же время – духовное и плотское, мудрость и глупость, богатство и бедность, алчность и щедрость, милосердие и жестокость, дружба и вражда – все человеческое оказывается представленным здесь каким-то непостижимо символическим образом.


Китайский эрос

«Китайский эрос» представляет собой явление, редкое в мировой и беспрецедентное в отечественной литературе. В этом научно-художественном сборнике, подготовленном высококвалифицированными синологами, всесторонне освещена сексуальная теория и практика традиционного Китая. Основу книги составляют тщательно сделанные, научно прокомментированные и богато иллюстрированные переводы важнейших эротологических трактатов и классических образцов эротической прозы Срединного государства, сопровождаемые серией статей о проблемах пола, любви и секса в китайской философии, религиозной мысли, обыденном сознании, художественной литературе и изобразительном искусстве.


Макамы

Макамы — распространенный в средневековых литературах Ближнего и Среднего Востока жанр, предвосхитивший европейскую плутовскую новеллу. Наиболее известным автором макам является арабский писатель, живший в Ираке. Абу Мухаммед аль-Касим аль-Харири (1054—1122). Ему принадлежит цикл из 50 макам, главный герой которых — хитроумный Абу Зейд ас-Серуджи — в каждой макаме предстает в новом обличье, но неизменно ловко выпутывается из самых затруднительных положений. Макамы написаны рифмованной ритмической прозой с частыми стихотворными вставками.


Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии

В сборник вошли произведения таких поэтов как: Калидаса, Хала, Амару, Бхартрихари, Джаядева, Тирукурал, Шейх Фарид, Чондидаш, Мира-баи, Мирза Галиб, Цао Чжи, Лю Чжень, Цзо Сы, Шэнь, Юй Синь, Хэ Чжи-чжан, Оуян Сю, Юй Цянь, Линь Хун, Юри-ван, Астролог Юн, Тыго, Кюне, Син Чхун, Чон Со, Пак Иннян, Со Гендок, Хон Сом, Ли Тхэк, Чон Джон, Сон Ин, Пак Ын, Ю.Ынбу, Ли Ханбок, Понним-тэгун, Ким Юги, Ким Суджан, Чо Менни, Нго, Тян Лыу, Виен Тиеу, Фам Нгу Лао, Мак Динь Ти, Тю Дыонг Ань, Ле Тхань Тонг, Нго Ти Лаг, Нгуен Зу, Какиномото Хитамаро, Оттомо Табито, Нукада, Отомо Саканоэ, Каса Канамура, Оно Такамура, Минамото Масадзуми, Фудзивара Окикадзэ, Идзуми Сикибу, Ноин-Хоси, Сагами, Фудзивара Иэцунэ, Сюндо Намики, Фудзивара Тосинари, Минамото Мититомо, Сетэцу, Басе, Ранран, Сампу, Иссе, Тие, Бусон, Кито, Исса, Камо Мабути, Одзава Роан, Рекан, Татибана Акэми и мн.др.


Услада душ, или Бахтияр-наме

Книга-памятник персидской орнаментальной прозы XIII в. Автор в распространенной в то время манере развивает тему о вреде поспешных решений, щедро украшая повествование примерами, цитатами, риторическими фигурами.


Игрок в облавные шашки

«Дважды умершая» – сборник китайских повестей XVII века, созданных трудом средневековых сказителей и поздних литераторов.Мир китайской повести – удивительно пестрый, красочный, разнообразные. В нем фантастика соседствует с реальностью, героика – с низким бытом. Ярко и сочно показаны нравы разных слоев общества. Одни из этих повестей напоминают утонченные новеллы «Декамерона», другие – грубоватые городские рассказы средневековой Европы. Но те и другие – явления самобытного китайского искусства.Данный сборник составлен из новелл, уже издававшихся ранее.