Андалусская поэзия - [30]

Шрифт
Интервал

Неужели мои не бесспорны на это права?
Но поэмы мои? Отвечают: «Они вдохновенны».
А стихи о любви? «Это чудо и верх волшебства».
И тогда я сказал: «Лишь таким доказательствам верьте;
Здесь для правды простор, что нетленна и вечно жива.
Целомудренна речь, что исходит из чистого сердца,
Подлеца узнаёшь — крики брани заслышав едва…
Допущу ль, чтобы вдруг мусульманина, единоверца,
Мой изранил язык, чтобы стрелами стали слова?»
[МЕЧ]

Перевод В. Потаповой

Кто в него вдохнул огонь летучий?
Чьей рукой он выкован умело?
Ты извлек его, как дух, из плоти.
Извлекая дух, войдет он в тело.
Глянцу безупречного булата
Блеск пустыни уподоблю смело.
В зеркале меча и некрасивый
Стал красавцем: это — джиннов дело!
Крылышки подняв, — не утонуть бы!
Муха на клинок блестящий села.
* * *

Перевод В. Потаповой

Остается мне одно: жизнь разменивать на дни,
Чтобы горе покупать. Незавидная награда!
Если б мог я растопить сердце в пламени скорбей —
Превратить его в слезу для меня была б отрада.
Осужден я вспоминать время юности своей,
И всего дороже мне эта горькая услада.
* * *

Перевод Н. Стефановича

Ты в спину ужалила злобно верблюда — и что ж?
Верблюду мученье такое сносить невтерпеж.
Вот так ростовщик хочет высосать кровь из страдальца,
На лезвие лекаря жалящий хобот похож.
Как щеголи хну растирают на кончиках пальцев,
Так ты свои лапки — в крови обагренные — трешь.
* * *

Перевод В. Потаповой

Докучая творцу оправданьем своим запоздалым,
Словно тяжкое бремя, влачу я грехи без числа.
Но порывы раскаянья длятся не долее часа.
Вслед за ними, как прежде, греховны слова и дела.
С чернотою ночной соревнуясь, дневное сиянье
На висках серебрится, и поступь моя тяжела.
Это смерти покой костенит постепенно суставы.
Искры юности гасит его роковая зола.
Целый век я провел, свой надел расточая беспечно.
Время годы мои между тем промотало дотла.
Если даже мне щедрую прибыль судьба приносила,
Всякий раз для меня эта прибыль накладом была.
Проницаешь ты, господи, взором туда, где граница
Между скрытым и явным в душе у меня пролегла.
К добродетели душу мою преклони милосердьем,
Защити мое сердце, творец, от пороков и зла,
От речей недостойных — язык, от соблазна — мой разум,
Чтобы грешные помыслы не омрачали чела!
* * *

Перевод В. Потаповой

Могилу найдешь ты на ложе своем.
От смерти укрыться в дому невозможно.
Опо´енный зельем обмана, ты — слеп.
О мире твое представление ложно.
В ущерб наслажденьям искал ты любви
У той, что тебя ненавидит безбожно.
Судьбы опрокидчивый посох отбрось!
Опора такая, увы, ненадежна.
Из праха взошел ты, и в лоно земли
Заход предначертан тебе непреложно.
* * *

Перевод В. Потаповой

Кровавыми глазами ран заплакала война.
Колючий ряд ее зубов улыбкой обнажен.
Клубясь, окутала меня, как туча, битвы пыль.
Как молнию, блестящий меч я вырвал из ножон.
Мечом кольчугу распорол, как будто полоснул
По зеркалу озерных вод, — и витязь был сражен.
Взвивался на дыбы мой конь и упадал скалой,
В жестокой схватке нанося противникам урон.
В пути ночном берет разгон мой вороной скакун
Быстрее вспышки грозовой, секущей небосклон.
Свою решимость я теперь с бессонницей сравню,
Что перебила в час ночной ленивца крепкий сон.
Как будто факел смоляной горит в моей руке —
Скачу, мечом пронзая мрак, и убегает он.
* * *

Перевод Н. Горской*

Меня сторониться ты будешь доколе?
За что мне ниспослана горькая доля?!
Сокрыт от меня животворный родник,
Я деревцем чахлым бессильно поник.
Где светоч надежды, где радость былая?
Меня иссушила строптивица злая.
Бальзам превратился в губительный яд,
Друзья на меня с сожаленьем глядят.
Лишь вспомню прекрасные томные очи,
И чувствую — больше томиться нет мочи.
И взор отуманен бессрочным дождем,
И места мне нет в этом мире пустом.
При засухе ливень — великое благо,
Но где она, где благодатная влага?
Я — верности пламя, прорвавшее мрак,
Но шквал вероломства погасит маяк.
Подобно глупцу не сверши злодеянья —
Даруя, назад не бери подаянья.
За вызов на бой мой упрек не сочти —
Пути к примиренью в бою не найти.
Но ты, как мираж, меня мучишь и манишь:
Надежду вселишь и сейчас же обманешь.
Я стойкость утратил, я плакать устал,
Нестойким от стойкого холода стал.
Что может избавить от муки страдальца?
Лишь губы любимой да нежные пальцы.
Я гибну, тону, погружаюсь на дно,
Отрады в друзьях мне найти не дано.
И ласки красавиц недуг мой не лечат —
Лишь сердце недужное пуще калечат.
Как звезды пред ярким светилом дневным,
Так блекнут все девы пред солнцем моим.
* * *

Перевод Н. Горской*

Я понял: время упрекать смешно —
Оно тебе не внемлет все равно!
Все, что ушло, уходит без возврата —
От века жизнь потерями чревата.
Ветшает новое, тускнеет взгляд,
Становится пустыней пышный сад.
Когда тоска день ото дня острее,
Не медли, оседлай коня скорее,
Дорогой дальней сердце уврачуй,
По миру необъятному кочуй,
Диковинам дивись, не ведай страха
И спи сторожко — как на ветке птаха.
Не забывай про меч булатный свой,
Сверкающий струею дождевой.
В деяньях повседневных, в ратном деле
Стремись к высокой, благородной цели,
А выйдет случай — подвиг соверши,
Отдав ему весь пыл своей души.
Как верный друг, неразлучим с тобою
Твой острый меч, откованный для боя.
Пусть не страшит тебя пустыни зной,

Еще от автора Абу Мухаммед Али Ибн Хазм
Ожерелье голубки

Арабская поэзия XI в, пытавшаяся первое время в Испании хранить старые традиции и воспевать никогда не виданного этими поэтами верблюда, постепенно под местными влияниями ожила, приобрела индивидуальный характер и, как это можно теперь считать доказанным, в свою очередь оказала могучее влияние на лирику европейских трубадуров. Вот на такой-то почве и возникло предлагаемое сейчас русскому читателю произведение Абу Мухаммеда Али ибн Ахмада ибн Хазма, родившегося в Кордове 7 ноября 994 года, — книга «Ожерелье голубки» (Тоукал-хаммана)


Средневековая андалусская проза

Сборник включает произведения разных жанров, созданные в X—XV вв.: «Ожерелье голубки» Ибн Хазма и «Повесть о Хаййе ибн Якзане» Ибн Туфейля, ранее уже издававшиеся, и рассказы и хроники разных авторов, впервые публикующиеся на русском языке.Философская притча о смысле человеческого бытия, трогательные любовные истории и назидательные поучения, рассказы о поэтах и вазирах, воителях и правителях — все это найдет читатель в книге, которая в первый раз столь полно познакомит его со средневековой прозой арабской Андалусии.


Рекомендуем почитать
Мудрецы Поднебесной империи

Китай, Поднебесная империя – родина древнейших, но не утрачивающих своей значимости философских учений и мировых религий, фантастическое царство всепроникающего духа и средоточия мистических сил Земли, центр сакральных знаний человечества и мир, хранящий первозданные тайны природы. И в то же время – духовное и плотское, мудрость и глупость, богатство и бедность, алчность и щедрость, милосердие и жестокость, дружба и вражда – все человеческое оказывается представленным здесь каким-то непостижимо символическим образом.


Китайский эрос

«Китайский эрос» представляет собой явление, редкое в мировой и беспрецедентное в отечественной литературе. В этом научно-художественном сборнике, подготовленном высококвалифицированными синологами, всесторонне освещена сексуальная теория и практика традиционного Китая. Основу книги составляют тщательно сделанные, научно прокомментированные и богато иллюстрированные переводы важнейших эротологических трактатов и классических образцов эротической прозы Срединного государства, сопровождаемые серией статей о проблемах пола, любви и секса в китайской философии, религиозной мысли, обыденном сознании, художественной литературе и изобразительном искусстве.


Макамы

Макамы — распространенный в средневековых литературах Ближнего и Среднего Востока жанр, предвосхитивший европейскую плутовскую новеллу. Наиболее известным автором макам является арабский писатель, живший в Ираке. Абу Мухаммед аль-Касим аль-Харири (1054—1122). Ему принадлежит цикл из 50 макам, главный герой которых — хитроумный Абу Зейд ас-Серуджи — в каждой макаме предстает в новом обличье, но неизменно ловко выпутывается из самых затруднительных положений. Макамы написаны рифмованной ритмической прозой с частыми стихотворными вставками.


Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии

В сборник вошли произведения таких поэтов как: Калидаса, Хала, Амару, Бхартрихари, Джаядева, Тирукурал, Шейх Фарид, Чондидаш, Мира-баи, Мирза Галиб, Цао Чжи, Лю Чжень, Цзо Сы, Шэнь, Юй Синь, Хэ Чжи-чжан, Оуян Сю, Юй Цянь, Линь Хун, Юри-ван, Астролог Юн, Тыго, Кюне, Син Чхун, Чон Со, Пак Иннян, Со Гендок, Хон Сом, Ли Тхэк, Чон Джон, Сон Ин, Пак Ын, Ю.Ынбу, Ли Ханбок, Понним-тэгун, Ким Юги, Ким Суджан, Чо Менни, Нго, Тян Лыу, Виен Тиеу, Фам Нгу Лао, Мак Динь Ти, Тю Дыонг Ань, Ле Тхань Тонг, Нго Ти Лаг, Нгуен Зу, Какиномото Хитамаро, Оттомо Табито, Нукада, Отомо Саканоэ, Каса Канамура, Оно Такамура, Минамото Масадзуми, Фудзивара Окикадзэ, Идзуми Сикибу, Ноин-Хоси, Сагами, Фудзивара Иэцунэ, Сюндо Намики, Фудзивара Тосинари, Минамото Мититомо, Сетэцу, Басе, Ранран, Сампу, Иссе, Тие, Бусон, Кито, Исса, Камо Мабути, Одзава Роан, Рекан, Татибана Акэми и мн.др.


Услада душ, или Бахтияр-наме

Книга-памятник персидской орнаментальной прозы XIII в. Автор в распространенной в то время манере развивает тему о вреде поспешных решений, щедро украшая повествование примерами, цитатами, риторическими фигурами.


Игрок в облавные шашки

«Дважды умершая» – сборник китайских повестей XVII века, созданных трудом средневековых сказителей и поздних литераторов.Мир китайской повести – удивительно пестрый, красочный, разнообразные. В нем фантастика соседствует с реальностью, героика – с низким бытом. Ярко и сочно показаны нравы разных слоев общества. Одни из этих повестей напоминают утонченные новеллы «Декамерона», другие – грубоватые городские рассказы средневековой Европы. Но те и другие – явления самобытного китайского искусства.Данный сборник составлен из новелл, уже издававшихся ранее.