Андалусская поэзия - [25]

Шрифт
Интервал

Но где, скажите, от беды заслон?
Уж минуло то время без возврата,
И отлетел мой легкокрылый сон.
Как будто счастье надо мной сверкнуло,
На миг его лучом я озарен.
Я был в каком-то сладостном дурмане
Пьянен мечтой, теперь тоской казнен.
Ты помнишь, как бродили мы с тобою,
Светилась синева сквозь зелень крон.
Все нежило наш слух и взор ласкало:
Звенел ручей, алел цветами склон.
[СТАТУЯ В САДУ ЭМИРА СЕВИЛЬИ АЛЬ-МУТАМИДА]

Перевод В. Игельницкой*

Как все изменчиво в мире, и ныне я возвеличен,
Меня осеняет слава и окружает почет.
Эмир, каждый день дарами готов ты меня осыпать.
И чем воздать я сумею за этот поток щедрот?
По воле твоей теперь я в чудесных рощах Эдема,
Но стих мой, увы, в смятенье, и строки летят вразброд.
И я брожу очарован под ласковой сенью сада,
Где просится прямо в руки с ветвей услужливый плод.
Ручьи прохладою дышат, и золото чайной розы
Не помрачит красою поток серебряных вод.
Лишь заворкует голубка, я слышу напев Гарида,
Иль Мабада дивный голос в моей душе оживет.[21]
А вот предо мною плещет бассейн с целебной водою,
Она, пожалуй, и сердце излечит от всех невзгод.
Сияет лазурная чаша в белоснежной оправе,
Как будто ее наполнил собою сам небосвод.
А там, над влагой лучистой парит небесная дева,
Она пленительна, словно весенней зари восход.
В ней трепетность гибкой ивы, и взор ее полон неги,
Но сердце мое смущает очей ее светлых лед.
Она сказать что-то хочет, но произнести не в силах,
И все же чудится: слово слетит с нежных уст вот-вот.
В прозрачном воздухе тает ее немая улыбка,
И эту тайну навеки она с собой унесет.
[КУБОК]

Перевод В. Игельницкой*

Без меня ни один не обходится праздник,
И безрадостным станет любое веселье.
Я всегда пребываю в немеркнущей славе,
Ведь в груди у меня — благородное зелье.
Тайный пламень души и ее откровенье
Нам дарует порой золотое похмелье.
И красою со мной кто сравниться посмеет,
Если в юных руках я воздушной газели?
* * *

Перевод В. Игельницкой*

Поэт сказал, описывая яблоки, которые послал в подарок своему другу:

Я шлю тебе золото сада,
Цвета оно огневого.
Это творение солнца
И ветерка блажного.
С этих медовых яблок
Не смыть румянца живого.
Вот так же пылают щеки
У юноши молодого.
Они для влюбленных — услада,
И лакомство для больного.
Своим вином ароматным
Они соблазнят и святого.
Как мир наш, они прекрасны,
Но время для всех сурово, —
И так же печальна их участь,
Как участь всего земного.
Их сладость может пресытить,
И просит душа иного.
Но лишь о тебе я вспомню,
Хочу тебя видеть снова.
С любовью, известно, нет сладу,
И ей достаточно зова.
Поверь, за новую встречу
Сердце отдать все готово.
Не жаль для тебя и жизни,
Прошу, скажи только слово.
* * *

Перевод В. Игельницкой*

Поэт написал в темнице:

К луне в часы ночные я обращаю взоры,
Она, как ты, прекрасна и так же холодна.
Как быстро промелькнули те радостные ночи,
Когда она сияла для нас двоих одна.
Как тянутся здесь ночи, и им не стать короче,
Как долгая дорога, так эта ночь длинна.
Лишь боль воспоминаний нам исцеляет душу,
Когда она надежды последней лишена.
И эта ночь пусть длится — бескрайнее страданье,
Бессонницей разлуки она напоена.
Так рок велел, и что же — пришла любовь со смертью,
И перед этой встречей душа обнажена.
Сильней любви я понял — на свете нету яда,
Лишь взглядом мимолетным прожгла меня она.
Так нежно ожерелье к груди ее прильнуло,
И захлестнула сердце безумная волна.
Поверь, глаза влюбленных не знают пресыщенья.
Для них в любимой скрыта вселенной новизна.
Ее уста как крепость, а стан ее — святыня,
И он их страж отныне, надежный, как стена.
Влюбленный, словно скряга, хранит свое богатство,
Оно ему дороже, чем алчному — казна.
Все дни его в тоскливом проходят ожиданье,
И ревностью, и страхом душа омрачена.
Безоблачна, как небо, светла и беззаботна,
Любовь, казалось, наша для счастья рождена.
От этих дней остались одни воспоминанья,
Окаменела радость, и порвана струна.
Вы на меня взгляните в моей несчастной доле,
И повесть моей скорби вам станет не нужна.
Не годы в том повинны, что волосы густые
Серебряною нитью прошила седина.
Но молния злосчастья сверкнула надо мною,
И эта искра горя тобою зажжена.
Приблизился я близко к источнику несчастий,
И вычерпать все беды мне предстоит до дна.
Судьба, как полководец, карает невиновных:
Я — тот десятый воин, чья жизнь обречена.
Но рано враг собрался справлять по мне поминки —
Повержен я, но все же душа не сражена.
Не вырвать ветру травы, что стелятся в смиренье,
Подвержены затменью лишь солнце и луна.
Моей судьбе нет равных, она неумолима,
Когда же будет горем она утолена?
Постичь я был бессилен ее слепую волю:
К одним она сурова, к другим она нежна.
Я от нее не слышал и ласкового слова,
Она в своих поступках всегда себе верна.
Но если друг мой медлит и не спешит на помощь,
Бранить судьбу не стоит, то не ее вина.
К тебе теперь взываю, тебе всем сердцем предан,
К тебе моя надежда сейчас обращена.
Ты сдерживал порывы и не внимал злословью,
Иначе кровью землю ты б напоил сполна.
Муж истинной отваги и мудрости бесценной,
Мечта о правосудье в тебе воплощена.
Ибн Джа´хвар! [22]Ты звездою сияешь перед нами,
Ведь под твоим правленьем не знала бед страна.
Ты любишь мир, с тобою всегда идет удача,

Еще от автора Абу Мухаммед Али Ибн Хазм
Ожерелье голубки

Арабская поэзия XI в, пытавшаяся первое время в Испании хранить старые традиции и воспевать никогда не виданного этими поэтами верблюда, постепенно под местными влияниями ожила, приобрела индивидуальный характер и, как это можно теперь считать доказанным, в свою очередь оказала могучее влияние на лирику европейских трубадуров. Вот на такой-то почве и возникло предлагаемое сейчас русскому читателю произведение Абу Мухаммеда Али ибн Ахмада ибн Хазма, родившегося в Кордове 7 ноября 994 года, — книга «Ожерелье голубки» (Тоукал-хаммана)


Средневековая андалусская проза

Сборник включает произведения разных жанров, созданные в X—XV вв.: «Ожерелье голубки» Ибн Хазма и «Повесть о Хаййе ибн Якзане» Ибн Туфейля, ранее уже издававшиеся, и рассказы и хроники разных авторов, впервые публикующиеся на русском языке.Философская притча о смысле человеческого бытия, трогательные любовные истории и назидательные поучения, рассказы о поэтах и вазирах, воителях и правителях — все это найдет читатель в книге, которая в первый раз столь полно познакомит его со средневековой прозой арабской Андалусии.


Рекомендуем почитать
Мудрецы Поднебесной империи

Китай, Поднебесная империя – родина древнейших, но не утрачивающих своей значимости философских учений и мировых религий, фантастическое царство всепроникающего духа и средоточия мистических сил Земли, центр сакральных знаний человечества и мир, хранящий первозданные тайны природы. И в то же время – духовное и плотское, мудрость и глупость, богатство и бедность, алчность и щедрость, милосердие и жестокость, дружба и вражда – все человеческое оказывается представленным здесь каким-то непостижимо символическим образом.


Китайский эрос

«Китайский эрос» представляет собой явление, редкое в мировой и беспрецедентное в отечественной литературе. В этом научно-художественном сборнике, подготовленном высококвалифицированными синологами, всесторонне освещена сексуальная теория и практика традиционного Китая. Основу книги составляют тщательно сделанные, научно прокомментированные и богато иллюстрированные переводы важнейших эротологических трактатов и классических образцов эротической прозы Срединного государства, сопровождаемые серией статей о проблемах пола, любви и секса в китайской философии, религиозной мысли, обыденном сознании, художественной литературе и изобразительном искусстве.


Макамы

Макамы — распространенный в средневековых литературах Ближнего и Среднего Востока жанр, предвосхитивший европейскую плутовскую новеллу. Наиболее известным автором макам является арабский писатель, живший в Ираке. Абу Мухаммед аль-Касим аль-Харири (1054—1122). Ему принадлежит цикл из 50 макам, главный герой которых — хитроумный Абу Зейд ас-Серуджи — в каждой макаме предстает в новом обличье, но неизменно ловко выпутывается из самых затруднительных положений. Макамы написаны рифмованной ритмической прозой с частыми стихотворными вставками.


Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии

В сборник вошли произведения таких поэтов как: Калидаса, Хала, Амару, Бхартрихари, Джаядева, Тирукурал, Шейх Фарид, Чондидаш, Мира-баи, Мирза Галиб, Цао Чжи, Лю Чжень, Цзо Сы, Шэнь, Юй Синь, Хэ Чжи-чжан, Оуян Сю, Юй Цянь, Линь Хун, Юри-ван, Астролог Юн, Тыго, Кюне, Син Чхун, Чон Со, Пак Иннян, Со Гендок, Хон Сом, Ли Тхэк, Чон Джон, Сон Ин, Пак Ын, Ю.Ынбу, Ли Ханбок, Понним-тэгун, Ким Юги, Ким Суджан, Чо Менни, Нго, Тян Лыу, Виен Тиеу, Фам Нгу Лао, Мак Динь Ти, Тю Дыонг Ань, Ле Тхань Тонг, Нго Ти Лаг, Нгуен Зу, Какиномото Хитамаро, Оттомо Табито, Нукада, Отомо Саканоэ, Каса Канамура, Оно Такамура, Минамото Масадзуми, Фудзивара Окикадзэ, Идзуми Сикибу, Ноин-Хоси, Сагами, Фудзивара Иэцунэ, Сюндо Намики, Фудзивара Тосинари, Минамото Мититомо, Сетэцу, Басе, Ранран, Сампу, Иссе, Тие, Бусон, Кито, Исса, Камо Мабути, Одзава Роан, Рекан, Татибана Акэми и мн.др.


Услада душ, или Бахтияр-наме

Книга-памятник персидской орнаментальной прозы XIII в. Автор в распространенной в то время манере развивает тему о вреде поспешных решений, щедро украшая повествование примерами, цитатами, риторическими фигурами.


Игрок в облавные шашки

«Дважды умершая» – сборник китайских повестей XVII века, созданных трудом средневековых сказителей и поздних литераторов.Мир китайской повести – удивительно пестрый, красочный, разнообразные. В нем фантастика соседствует с реальностью, героика – с низким бытом. Ярко и сочно показаны нравы разных слоев общества. Одни из этих повестей напоминают утонченные новеллы «Декамерона», другие – грубоватые городские рассказы средневековой Европы. Но те и другие – явления самобытного китайского искусства.Данный сборник составлен из новелл, уже издававшихся ранее.