Андалусская поэзия - [27]

Твои стихи засверкали,

Померкли убогие вирши,

Что жалкие псы кропали,

Угроза таилась в слове —

Твоем разящем кинжале.

Их зависть меня травила,

Собаки злобой дышали,

Но льва услышав рычанье,

Смолкли в бессильном оскале.

Быть может, твои ожерелья

Намордником для них стали.

Как долго счастье продлится —

Дано мне узнать едва ли.

Мне юность казалась вечной,

Но быстро те дни промчали.

А счастье приходит, как юность,

В призрачном покрывале.

Твои достоинства — ветви

Пышно цветущих азалий.

Стихи мои — певчие птицы,

Тебя, о эмир, прославляли.

И пусть их поют повсюду —

В дороге и на привале,

И в многолюдных селеньях,

И на глухом перевале.

Хочу, чтоб они, как мускус

Душистый, благоухали,

И просвещенный разум,

И чуткое сердце пленяли.

Великий эмир, ты прекрасен.

Ты — свет отраженный в кристалле.

Абу-ль-Валид аль-Ваккаши

Абу-ль-Валид аль-Ваккаши (1017–1096) — известный литератор, ученый и поэт родом из Толедо. Писал стихи разных жанров, в том числе «аль-андалусийят», в которых оплакивал судьбу городов Андалусии, захваченных христианами во время реконкисты.

Перевод В. Потаповой

* * *

О Валенсия, ты в ожиданье последнего часа!

На тебя, ненаглядную, бедствий обрушился град.

Если чудом спасешься теперь от превратностей рока,

Подивится свидетель печалей твоих и утрат.

Не тебя ли творец благодатью взыскал в изобилье?

Не тебя ль всемогущий избрал для щедрот и наград?

Стар и млад в Андалусии пели тебе славословья.

Ты стояла веками, лаская и радуя взгляд.

Под напором врага величавые рушатся башни.

Грудой камня становится кладка их стройных громад.

Помутнела прозрачная влага твоих водоемов.

Кто от ила очистит каналов запущенных ряд?

Волчья стая подрыла деревьев развесистых корни.

Оскудели сады, обветшал твой зеленый наряд.

За оградами — ветви сухие, а прежде оттуда

Пахло свежей листвой и плодов долетал аромат.

Нет на свете лекарства — тебя исцелить от недуга.

Я стою на распутье, сомненьем жестоким объят.

Если двинусь направо — стремнина мне будет могилой.

Если двинусь налево — лишенья мне смертью грозят.

Если прямо пойду — погребут меня волны морские.

Стану жертвою пламени, если вернусь я назад.

Аль-Мутамид

Сын правителя Севильи аль-Мутамид (1040–1095) уже в тринадцать лет принимал участие в сражениях и управлении эмиратом. После смерти аль-Мутадида стал правителем Севильи и завоевал Кордову. Когда король Кастилии, объединившись с другими христианскими правителями Испании, стал теснить мусульман, аль-Мутамид призвал на помощь из-за моря Юсуфа ибн Ташуфина, предводителя берберов, который разгромил христиан, но захватил владения аль-Мутамида и сослал его в североафриканский город Агмат, где он и умер.

Аль-Мутамид, ученик прославленного Ибн Зайдуна, был известным меценатом и сам писал превосходные стихи, среди которых наибольшей известностью пользуются те, что написаны им в изгнании.

Перевод М. Петровых

* * *

Я без труда завладел сердцем прекрасной Кордовы —

Воительницы, красавицы, чей нрав и горд и суров.

Она мечом и копьем гнала досадных искателей,

И вот мы празднуем свадьбу в одном из ее дворцов.

Дрожат от гнева и страха мои былые соперники —

Сегодня лев отдыхает, но к близкой битве готов.

Я пью вино, от которого исходит солнца сияние,

Из чаши светлое солнце я пью в разгаре пиров,

Покамест ночь не блеснула величием полнолуния,

Покамест луна не вышла из княжьих своих шатров.

Но вот звезда за звездою во тьме ночной загораются.

От блеска луны высокой, от щедрых ее даров.

Луна поплыла со свитой, направясь в сторону Запада,

Над ней — балдахин Ориона, краса небесных миров.

Луну окружают звезды — полки´ с развернутым знаменем, —

Так я иду средь красавиц и славных моих полков.

И если исходит мраком броня, в боях почерневшая,

То чаши в руках прелестных сияньем полны до краев.

Рабыни играют на лютнях, а наши храбрые воины

Мечами такт отбивают на звонких шлемах врагов.

* * *

Пленник, праздником в Агмате ты унижен, огорчен,

А ведь как любил ты прежде эти шумные пиры!

Дочерей своих голодных, изможденных видишь ты,

Им в обед не бросят люди финиковой кожуры.

Дочки, чтоб тебя поздравить, шли по грязи босиком, —

Прежде ноги их ступали на пушистые ковры!

Входят бледные, худые — целый день они прядут,

А росли в благоуханье мускуса и камфары.

И умыться и напиться — лишь горючих слез родник.

Летом жнут чужую ниву, изнывая от жары.

Вот и свиделись! Уж лучше б этой радости не знать.

Как судьба щедра порою на недобрые дары!

Раньше ты над ней владычил, стал теперь ее рабом.

Лучше позабыть былое, царский блеск иной поры.

Если кто-то славой счастлив, пусть поймет ее тщету

И стыдится обольщенья, как ребяческой игры.

* * *

Поет тебе цепь в Агмате песню свою.

Ни плоти твоей, ни душе нет забытья.

Вонзалось твое копье жалом змеи,

А ныне цепь обвивает тебя как змея,

Не даст растянуться на жестком ложе твоем —

Обнимет тесней, не жалость, а жало тая.

Лишь богу пожалуюсь в неодолимой тоске.

Услышит меня один лишь творец бытия.

А те, что не ведают, где и как я живу, —

Они мне чужие, они мне уже не друзья,

Какие дворцы ты имел и каких певиц!

А ныне дворец твой — темница, и цепь — певица твоя.

* * *

Надо мною пролетает стая горных куропаток,

Пролетает и не знает о темницах, о цепях.