Андалусская поэзия - [24]

Шрифт
Интервал

И пока дышу, не будет у меня другой святыни.
О любимая, помедли, шага ложного не сделай:
Ведь поспешное решенье — все равно что плод незрелый.
Ненависть — худой советчик, ты же ей внимала жадно;
О любимая, неужто ты и вправду беспощадна?
Разве мало я томился? Как таился я, припомни,
Как тебя я сторонился, хоть и было нелегко мне!
Как на все твои причуды отзывался с восхищеньем,
Притворяясь, будто счастлив и доволен обращеньем!
Не терпел обид я разве, терпеливо не сносил их?
Не прощал тебе такого, что иной простить не в силах?
Той, что друга обвиняла, той, что мучила жестоко,
Разве бросил я хоть слово подозренья иль упрека?
Ты одна — моя надежда, полновластная царица,
Не влечет меня измена, даже в мыслях не таится.
Как с алмазом драгоценным, обращался я с любовью,
Разменять ее страшился, предавая суесловью.
Ты же замутить старалась ключ любви, доселе ясный,
Совершенство чистой страсти оскорбляя ежечасно.
И взошли в душе сомненья, и взросли мои печали,
И поколебалась вера, нерушимая вначале.
Тщетно ждал я объяснений — ты лишь заводила споры,
Отговорки находила, отметала все укоры,
Так искусно возражала, пререкалась так сурово,
Словно в диспуте ученом посрамляла богослова!
О, когда б ты захотела позабыть раздор проклятый,
Обратиться к добрым думам, стать такой, какой была ты.
Я свою не клял бы участь, злым сжигаемый недугом,
Если бы любовь и верность ты ценила по заслугам.
Шлю тебе привет последний! На судьбу роптать не смею,
Умерла любовь до срока — должен я проститься с нею.
Должен я забыть о милой — но забыть тебя легко ли?
Видно, правда: жалок воин, что воюет поневоле.
Сердце бедное не знает, как избавиться от муки,
Лишь страдает, как страдают все влюбленные в разлуке.
О властитель всемогущий, что в беде меня оставил,
Сердце гордое навеки в кабалу отдать заставил! —
Дал ты ей красу и свежесть, но к жестокой стань жесточе:
Пусть уста ее поблекнут и от слез распухнут очи!
* * *

Перевод В. Игельницкой*

Моих врагов твоя измена веселит,
Меня сжигает их злорадное участье.
Но если б мог я откупиться от любви,
Я б сердце отдал, чтоб в ее остаться власти.
Ты освещала жизнь мою, как солнца луч,
Но ты ушла — и все померкло в одночасье.
О, как бы я желал скорей тебя забыть,
Хоть в этом на тебя похожим быть отчасти.
Сгубила ты любовь, так раннею весной
Порою вянет роза нежная в ненастье.
Помыслить мог ли я, что ты меня предашь,
Весь в ослеплении своей несчастной страсти.
* * *

Перевод В. Игельницкой*

Глуха была ты к голосу любви,
Я все взывал к тебе, моей святыне.
Охотно ты внимала клевете,
Мои слова звучали, как в пустыне.
Где обещанья, клятвы где твои?
Их словно бы и не было в помине.
Но поздно мне забвения искать,
Покоя мне не обрести отныне.
* * *

Перевод В. Игельницкой*

Виновен в том, что предан был тобой.
Терпеть не в силах был я этой боли.
Прокля´в тебя, я все ж не мог забыть,
К самой Любви воззвал, с собой в расколе.
И обещала мне помочь она.
Мы любим слепо, верим поневоле:
Надежда в сердце любящем живет,
И заблужденью там всегда раздолье.
* * *

Перевод В. Игельницкой*

Не знаю я, как платят за измену.
Похоже, что довольна ты вполне.
Моей любовью ты теперь торгуешь:
«Кто больше даст? Сойдемся мы в цене!»
Что отдано, то вновь не возвратится,
Былое счастье горше мне вдвойне.
Судьба была не властна надо мною,
Остался я с судьбой наедине.
Но пролетят года, иных ты встретишь —
И лишь тогда узнаешь цену мне.
* * *

Перевод В. Игельницкой*

Я думал, что любовь года испепелили,
И вот я вновь горю в ее горниле.
О, эта девушка — небесное созданье
Из солнечных лучей и звездной пыли.
Лишь детский амулет на шее лебединой —
Хранить ее от бед еще он в силе.
Виденье юности моей ко мне стучится,
Меня как будто счастьем окрылили.
Не стать язычником, познав святую веру, —
Ее не разлюбить мне и в могиле.
* * *

Перевод В. Игельницкой*

Судачат, будто Валла´да[19] так неразборчива стала,
Что коновалу готова она воскурить фимиам.
Абу Амир Ибн Абдус[20] ее дом стороной не обходит.
Мне говорят: дни и ночи он гость неизменный там.
Я отвечал: «Как бы бабочка крылья не опалила!»
Но в толк никак не возьму я, какой для меня в этом срам.
За трапезой самое лучшее мы вкушаем сами,
Ну, а объедки, как водится, бросаем голодным псам.
* * *

Перевод В. Игельницкой*

Поэт послал в подарок своему деду виноград «дамские пальчики» и написал:

Я шлю тебе в подарок белоснежный,
Как пальчики красавиц, виноград.
Так ягоды его благоуханны,
Что спорит с мускусом их аромат.
Как капельки воды, они сияют
В прозрачный облаченные наряд.
И сладок их медовый сок душистый,
Как славное вино, они пьянят.
Ничтожен этот дар, но я и душу
Отдать тебе без колебаний рад.
Мне доброта твоя — что свет во мраке,
И ей, увы, достойных нет наград.
* * *

Перевод В. Игельницкой*

Судьба моя ко мне несправедлива,
И милостью ее я обойден.
Предчувствие мне отравляет радость,
Так ядом убивает скорпион.
Но снова был любовью я разбужен,
И вновь ее рукою я сражен.
Она ушла, но все мои надежды
И мысли забрала с собой в полон.
Она воды свежее родниковой,
Едва ее увидев, был пленен.
Она робка, как луч зари стыдливый,
Прелестна, как раскрывшийся бутон.
Румянец на щеках ее играет,
Какой в ней дивный пламень затаен!
О, если б знать — так горе мне твердило,

Еще от автора Абу Мухаммед Али Ибн Хазм
Ожерелье голубки

Арабская поэзия XI в, пытавшаяся первое время в Испании хранить старые традиции и воспевать никогда не виданного этими поэтами верблюда, постепенно под местными влияниями ожила, приобрела индивидуальный характер и, как это можно теперь считать доказанным, в свою очередь оказала могучее влияние на лирику европейских трубадуров. Вот на такой-то почве и возникло предлагаемое сейчас русскому читателю произведение Абу Мухаммеда Али ибн Ахмада ибн Хазма, родившегося в Кордове 7 ноября 994 года, — книга «Ожерелье голубки» (Тоукал-хаммана)


Средневековая андалусская проза

Сборник включает произведения разных жанров, созданные в X—XV вв.: «Ожерелье голубки» Ибн Хазма и «Повесть о Хаййе ибн Якзане» Ибн Туфейля, ранее уже издававшиеся, и рассказы и хроники разных авторов, впервые публикующиеся на русском языке.Философская притча о смысле человеческого бытия, трогательные любовные истории и назидательные поучения, рассказы о поэтах и вазирах, воителях и правителях — все это найдет читатель в книге, которая в первый раз столь полно познакомит его со средневековой прозой арабской Андалусии.


Рекомендуем почитать
Мудрецы Поднебесной империи

Китай, Поднебесная империя – родина древнейших, но не утрачивающих своей значимости философских учений и мировых религий, фантастическое царство всепроникающего духа и средоточия мистических сил Земли, центр сакральных знаний человечества и мир, хранящий первозданные тайны природы. И в то же время – духовное и плотское, мудрость и глупость, богатство и бедность, алчность и щедрость, милосердие и жестокость, дружба и вражда – все человеческое оказывается представленным здесь каким-то непостижимо символическим образом.


Китайский эрос

«Китайский эрос» представляет собой явление, редкое в мировой и беспрецедентное в отечественной литературе. В этом научно-художественном сборнике, подготовленном высококвалифицированными синологами, всесторонне освещена сексуальная теория и практика традиционного Китая. Основу книги составляют тщательно сделанные, научно прокомментированные и богато иллюстрированные переводы важнейших эротологических трактатов и классических образцов эротической прозы Срединного государства, сопровождаемые серией статей о проблемах пола, любви и секса в китайской философии, религиозной мысли, обыденном сознании, художественной литературе и изобразительном искусстве.


Макамы

Макамы — распространенный в средневековых литературах Ближнего и Среднего Востока жанр, предвосхитивший европейскую плутовскую новеллу. Наиболее известным автором макам является арабский писатель, живший в Ираке. Абу Мухаммед аль-Касим аль-Харири (1054—1122). Ему принадлежит цикл из 50 макам, главный герой которых — хитроумный Абу Зейд ас-Серуджи — в каждой макаме предстает в новом обличье, но неизменно ловко выпутывается из самых затруднительных положений. Макамы написаны рифмованной ритмической прозой с частыми стихотворными вставками.


Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии

В сборник вошли произведения таких поэтов как: Калидаса, Хала, Амару, Бхартрихари, Джаядева, Тирукурал, Шейх Фарид, Чондидаш, Мира-баи, Мирза Галиб, Цао Чжи, Лю Чжень, Цзо Сы, Шэнь, Юй Синь, Хэ Чжи-чжан, Оуян Сю, Юй Цянь, Линь Хун, Юри-ван, Астролог Юн, Тыго, Кюне, Син Чхун, Чон Со, Пак Иннян, Со Гендок, Хон Сом, Ли Тхэк, Чон Джон, Сон Ин, Пак Ын, Ю.Ынбу, Ли Ханбок, Понним-тэгун, Ким Юги, Ким Суджан, Чо Менни, Нго, Тян Лыу, Виен Тиеу, Фам Нгу Лао, Мак Динь Ти, Тю Дыонг Ань, Ле Тхань Тонг, Нго Ти Лаг, Нгуен Зу, Какиномото Хитамаро, Оттомо Табито, Нукада, Отомо Саканоэ, Каса Канамура, Оно Такамура, Минамото Масадзуми, Фудзивара Окикадзэ, Идзуми Сикибу, Ноин-Хоси, Сагами, Фудзивара Иэцунэ, Сюндо Намики, Фудзивара Тосинари, Минамото Мититомо, Сетэцу, Басе, Ранран, Сампу, Иссе, Тие, Бусон, Кито, Исса, Камо Мабути, Одзава Роан, Рекан, Татибана Акэми и мн.др.


Услада душ, или Бахтияр-наме

Книга-памятник персидской орнаментальной прозы XIII в. Автор в распространенной в то время манере развивает тему о вреде поспешных решений, щедро украшая повествование примерами, цитатами, риторическими фигурами.


Игрок в облавные шашки

«Дважды умершая» – сборник китайских повестей XVII века, созданных трудом средневековых сказителей и поздних литераторов.Мир китайской повести – удивительно пестрый, красочный, разнообразные. В нем фантастика соседствует с реальностью, героика – с низким бытом. Ярко и сочно показаны нравы разных слоев общества. Одни из этих повестей напоминают утонченные новеллы «Декамерона», другие – грубоватые городские рассказы средневековой Европы. Но те и другие – явления самобытного китайского искусства.Данный сборник составлен из новелл, уже издававшихся ранее.