Андалусская поэзия - [21]

Шрифт
Интервал

«Того, кто отринет любовь, да отринет Аллах!»
* * *

Перевод Г. Кружкова*

Жизнь отдам без раздумий, как жертва сия ни мала,
За Луну, что всегда, словно в день полнолунья, светла.
На щеках ее свежесть блестит как ночная роса —
Свет утешный для тех, кто стремится душой в небеса.
Упрекает она — терпеливо упреки сношу,
Обижает из блажи — и я же прощенья прошу.
* * *

Перевод Г. Кружкова*

Может быть, я рассудок совсем потерял от любви,
Но прощаю тебя — пусть они говорят, что хотят.
Пусть не спит клеветник, измышляющий новую ложь:
Никакие сомненья отныне меня не смутят.
Мы с любимой вдвоем, и она улыбается мне,
Между нами навек нерушимы согласье и лад.
Кто обидел кого, мы не будем о том вспоминать,
Если хочешь, я первым покаюсь: мол, я виноват.
Ни словами, ни мысленно милую не упрекну,
Если б даже была предо мною виновней стократ.
Средоточье любви, воплощенье желаний моих —
В ней одной! Клеветник и завистник пускай замолчат.
* * *

Перевод Г. Кружкова*

О свежая ветка, что прелестью юной цветет,
Ты сердцу подаришь надежды сияющий плод.
Трепещущий стан опоясан цветным пояском,
Глаза отуманены зыбким неведомым сном.
Завесой стыдливости лик ее нежный укрыт,
Зарей непорочной пылает румянец ланит.
Она выступает, подругами окружена,
Как между блистающих звезд — молодая луна.
Разящие стрелами из-под опущенных вежд,
Сколь дивны они и одеждами, и без одежд!
Восходят они горделиво по склону холма
На утренний луг, где волнуется трав бахрома.
Там ты залюбуешься томным изгибом цветка,
Тростинкою хрупкой, дрожащей от ласк ветерка.
Там будешь впивать благовонный соцветий настой,
Опрысканных мускусом и увлажненных росой.
Да будет от засухи луг заповедный храним,
Да влага небес никогда не иссякнет над ним!
Там свежие розы с тобой мы срывали вдвоем,
Там души сливали, там счастье знавали вдвоем —
В те знойные ночи, когда мы так жаждали встреч
И страж нерадивый влюбленных не смог устеречь.
* * *

Перевод Г. Кружкова*

Следы от стоянки любимой в заветном краю —
Пусть дождь напоит их, пусть ливень соткет кисею
Над тем пепелищем холодным, где слезы я лью,
Пусть вырастут маки, печаль утоляя мою,
Печаль о годах, когда жизнь была лугом зеленым.
Томлюсь я, прекрасной владычицей в пленники взят,
Как сладостный мускус — дыханья ее аромат,
Но уши любимой моленьям внимать не хотят,
Я жажду свиданья, тоскою жестокой объят,
И уж не мечтаю утешиться сном благосклонным.
Она как луна разливает сиянье вокруг,
Как юный тюльпан, ее стан утонченный упруг,
Глаза точно стрелы, а бровь как изогнутый лук,
Из уст ее каждое слово — отборный жемчу´г,
Погибель — безумцам, ее красотой опьяненным!
Над башнями гордыми цепь облаков проплыла,
Блестят в синеве голубей серебристых крыла,
Здесь, в Кордове славной, где вся моя юность прошла,
Где отроком я амулеты носил без числа,
Меж знатных мужей я возрос благороднорожденным.
Как часто, печали не ведая, в те времена
С газелями юными я пировал дотемна,
Бросали мы ломтики яблока в чашу вина,
И яркой звездою в ладони мерцала она,
Когда мы любовь прославляли стихом восхищенным.
Скажи, вспоминая о радости нашей былой,
Когда ветерок шелестел на закате листвой
И ночь, словно путник, в дороге застигнутый мглой,
Светильники звезд зажигала над сонной землей:
«О время! Зачем ты жестоко к несчастным влюбленным?»
* * *

Перевод Г. Кружкова*

Ты одна моя отрада, обожаемая страстно,
Та отрада, о которой я молю судьбу всечасно.
Ни вином, ни ароматом насладиться не дано мне,
«Позабудь!» — твержу я сердцу, сердце отвечает: «Помни!»
О поверь мне, я подобен истомленному бродяге,
Что от жажды умирает возле недоступной влаги.
Если бы наветы смолкли, может, семя упованья
Возросло б ростком удачи, принесло бы плод свиданья.
Не смелей меня соперник, но коварней и хитрее,
То, что ты к нему снисходишь, для меня — клинка острее.
Рок нещадный простирает руки, жаждущие крови,
Неизбежную погибель мне украдкою готовя.
Видел я, как ветка ивы гибким станом трепетала,
Видел, как под покрывалом солнце светлое вставало.
Взмыл бы я к тебе на крыльях, разорвав силки бессилья,
Но подрезанные горем не поднимут в небо крылья.
Боль меня отяготила и отчаянье сковало,
Хоть сильней моей любови в мире нет и не бывало.
В отдалении и рядом, светлым днем и темной ночью
Ты — венец моих желаний, упований средоточье.
Все мои мечты и думы лишь к тебе одной стремятся,
Словно ливни звезд падучих, что и утром не затмятся.
Счастлив буду, если ветру ты доверишь вздох нежданный,
Чтобы он ко мне привеял твой привет благоуханный.
* * *

Перевод Г. Кружкова*

Да сохранит Аллах любимую мою,
Я ей не изменю: пускай клевещет враг!
Посулами ее я счастлив и богат,
Храню, как талисман приязни каждый знак.
В мечтах ее черты могу нарисовать.
Чего еще желать, каких чудес и благ?
О полная Луна, как ярок твой восход,
Затмивший блеском весь небесный зодиак!
Благословен вовек ее пресветлый лик,
Повергнувший меня в такой кромешный мрак!
* * *

Перевод Г. Кружкова*

Изойдите, глаза мои, жгучею влагой соленой!
Разорвись от тоски, мое сердце, в груди воспаленной!
Говорят: где заводится лихо, там лиха в избытке.
Даже недругу не пожелал бы я этакой пытки.
Ненасытная страсть истерзала мне душу и тело,
Я на западе скрылся, у дальнего маюсь предела.

Еще от автора Абу Мухаммед Али Ибн Хазм
Средневековая андалусская проза

Сборник включает произведения разных жанров, созданные в X—XV вв.: «Ожерелье голубки» Ибн Хазма и «Повесть о Хаййе ибн Якзане» Ибн Туфейля, ранее уже издававшиеся, и рассказы и хроники разных авторов, впервые публикующиеся на русском языке.Философская притча о смысле человеческого бытия, трогательные любовные истории и назидательные поучения, рассказы о поэтах и вазирах, воителях и правителях — все это найдет читатель в книге, которая в первый раз столь полно познакомит его со средневековой прозой арабской Андалусии.


Ожерелье голубки

Арабская поэзия XI в, пытавшаяся первое время в Испании хранить старые традиции и воспевать никогда не виданного этими поэтами верблюда, постепенно под местными влияниями ожила, приобрела индивидуальный характер и, как это можно теперь считать доказанным, в свою очередь оказала могучее влияние на лирику европейских трубадуров. Вот на такой-то почве и возникло предлагаемое сейчас русскому читателю произведение Абу Мухаммеда Али ибн Ахмада ибн Хазма, родившегося в Кордове 7 ноября 994 года, — книга «Ожерелье голубки» (Тоукал-хаммана)


Рекомендуем почитать
Мудрецы Поднебесной империи

Китай, Поднебесная империя – родина древнейших, но не утрачивающих своей значимости философских учений и мировых религий, фантастическое царство всепроникающего духа и средоточия мистических сил Земли, центр сакральных знаний человечества и мир, хранящий первозданные тайны природы. И в то же время – духовное и плотское, мудрость и глупость, богатство и бедность, алчность и щедрость, милосердие и жестокость, дружба и вражда – все человеческое оказывается представленным здесь каким-то непостижимо символическим образом.


Китайский эрос

«Китайский эрос» представляет собой явление, редкое в мировой и беспрецедентное в отечественной литературе. В этом научно-художественном сборнике, подготовленном высококвалифицированными синологами, всесторонне освещена сексуальная теория и практика традиционного Китая. Основу книги составляют тщательно сделанные, научно прокомментированные и богато иллюстрированные переводы важнейших эротологических трактатов и классических образцов эротической прозы Срединного государства, сопровождаемые серией статей о проблемах пола, любви и секса в китайской философии, религиозной мысли, обыденном сознании, художественной литературе и изобразительном искусстве.


Макамы

Макамы — распространенный в средневековых литературах Ближнего и Среднего Востока жанр, предвосхитивший европейскую плутовскую новеллу. Наиболее известным автором макам является арабский писатель, живший в Ираке. Абу Мухаммед аль-Касим аль-Харири (1054—1122). Ему принадлежит цикл из 50 макам, главный герой которых — хитроумный Абу Зейд ас-Серуджи — в каждой макаме предстает в новом обличье, но неизменно ловко выпутывается из самых затруднительных положений. Макамы написаны рифмованной ритмической прозой с частыми стихотворными вставками.


Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии

В сборник вошли произведения таких поэтов как: Калидаса, Хала, Амару, Бхартрихари, Джаядева, Тирукурал, Шейх Фарид, Чондидаш, Мира-баи, Мирза Галиб, Цао Чжи, Лю Чжень, Цзо Сы, Шэнь, Юй Синь, Хэ Чжи-чжан, Оуян Сю, Юй Цянь, Линь Хун, Юри-ван, Астролог Юн, Тыго, Кюне, Син Чхун, Чон Со, Пак Иннян, Со Гендок, Хон Сом, Ли Тхэк, Чон Джон, Сон Ин, Пак Ын, Ю.Ынбу, Ли Ханбок, Понним-тэгун, Ким Юги, Ким Суджан, Чо Менни, Нго, Тян Лыу, Виен Тиеу, Фам Нгу Лао, Мак Динь Ти, Тю Дыонг Ань, Ле Тхань Тонг, Нго Ти Лаг, Нгуен Зу, Какиномото Хитамаро, Оттомо Табито, Нукада, Отомо Саканоэ, Каса Канамура, Оно Такамура, Минамото Масадзуми, Фудзивара Окикадзэ, Идзуми Сикибу, Ноин-Хоси, Сагами, Фудзивара Иэцунэ, Сюндо Намики, Фудзивара Тосинари, Минамото Мититомо, Сетэцу, Басе, Ранран, Сампу, Иссе, Тие, Бусон, Кито, Исса, Камо Мабути, Одзава Роан, Рекан, Татибана Акэми и мн.др.


Услада душ, или Бахтияр-наме

Книга-памятник персидской орнаментальной прозы XIII в. Автор в распространенной в то время манере развивает тему о вреде поспешных решений, щедро украшая повествование примерами, цитатами, риторическими фигурами.


Игрок в облавные шашки

«Дважды умершая» – сборник китайских повестей XVII века, созданных трудом средневековых сказителей и поздних литераторов.Мир китайской повести – удивительно пестрый, красочный, разнообразные. В нем фантастика соседствует с реальностью, героика – с низким бытом. Ярко и сочно показаны нравы разных слоев общества. Одни из этих повестей напоминают утонченные новеллы «Декамерона», другие – грубоватые городские рассказы средневековой Европы. Но те и другие – явления самобытного китайского искусства.Данный сборник составлен из новелл, уже издававшихся ранее.