Анбыги - [3]

Ольга улыбнулась Кириллу. Поправила волосы, крепче втыкая в уложенные косы шпильки.

— Если ты хочешь жениться, ты становишься не только мужем, но и анбыги. И не до смерти, мой любимый. А навсегда. На все времена мира.

Поезд качался, покачивалась в такт женская голова, увенчанная тугой прической. Не было видно лица, свет прятался за спиной Ольги. Кирилл кашлянул, кладя руки на столешницу. Уточнил осторожно:

— Меня не заставят, ну, там, орехи собирать или змей готовить?

Ольга засмеялась, вставая и поправляя длинную юбку.

— Ничего такого. Все, что будет, касается только меня. Понял?

За окном вдруг проплыл фонарь, и Кирилл вздрогнул, таким чуждым в замкнутом сумраке казался обычный электрический свет. Качка изменилась, под дном вагонов залязгало. Поезд замедлял ход.

На маленькой бетонной платформе не было ничего, кроме тумана вокруг пары фонарей. Кирилл стащил чемодан и встал, поправляя на плечах лямки рюкзака. Ольга быстро прошла мимо и скрылась в тумане, оттуда послышался ее голос и чей-то еще, негромкий. Кирилл понес чемодан к узкой лестничке, которая неохотно открывала ступеньку за ступенькой. Спустился и встал внизу, касаясь плечом грубой закраины бетона. Ждал вообще-то, ну, к примеру, лошадь с подводой. А тут, почти в полной темноте, блестели округлостями и точками силуэты двух мотоциклов, один — с коляской.

— Грузи, — распорядился хрипловатый мужской голос, — глубже туда. Поместишься, люлька большая.

Кирилл втиснулся в коляску, устраивая ноги на чемодане. Молча, потому что ездок тоже замолчал, повернулся, ища глазами Ольгу. Та уже сидела за спиной второго всадника, белело в темноте обнаженное колено, а рука обхватила мужскую талию. Заревели в унисон моторы, первый мотоцикл дернулся, унося двоих. Кирилл натянул выданный молчаливым парнем шлем, гадая, точно ли видел — голова Ольги в таком же шлеме легла на спину, прижимаясь к кожаной куртке. И глаза закрыты, а на губах улыбка.

'Что ты там разглядел, в тумане таком', одернул себя, и уставился вперед, пытаясь увидеть за пластиком коляски хоть что-то кроме серой кривой ленты узкой дороги. Мимо неслись те самые елки, которые успели надоесть ему за полдня в поезде. Ветер лапал горячее лицо.

Анбыги, думал Кирилл, трясясь в коляске и посматривая на профиль, скрытый щитком шлема, ее братья, первенец и второй. Дети семьи, значит, или как там, в сказке. Хорошенькая сказка, с байкерами в кожанках и спортивных шлемах.

Солнце вышло как раз, когда мотоцикл затормозил у высоких ворот. Распахнутых. Въехали в просторный двор, покрытый асфальтом. Кирилл вылез, поводя уставшими плечами. Сняв шлем, осмотрелся и протянул рук у навстречу мужской руке.

— Павел, — сказал его водитель, — тащи чемодан в дом, Олька уже там, с Максом. Позавтракаете, и досыпать. А то встали ни свет ни заря.

Павел был очень похож на сестру. Такой же высокий, темноволосый, с тонким прямым носом и большим ртом. Темные глаза под резкими бровями смотрели доброжелательно.

За высокими ступенями темнела небольшая прихожая со спрятанными в сумраке предметами, потом узкий коридор вывел из в ярко освещенную большую кухню. Кирилл встал в дверях, а Павел прошел наискось, минуя большой холодильник, схватил со стола пирожок, по пути поцеловал Ольгу в щеку, та отмахнулась, смеясь. Ступила в сторону, поправляя на столе тарелки. И Кирилл увидел средних лет мужчину, похожего на Павла, но старше, лет, наверное, ему за шестьдесят, прикинул, топчась и неловко кивая. Спохватившись, улыбнулся широко, самой своей обаятельной улыбкой, сказал звонко, как шутила мама — по-пионерски:

— Здравствуйте. Я Кирилл.

— Садись. Руки мыл с дороги-то? — мужчина кивнул, придвигая к себе тарелку с картошкой.

— Я покажу, — Ольга повесила на спинку стула полотенце.

— Пашка покажет. Садись давай, а то остынет.

Ольга послушно села, улыбаясь и не отводя глаз от отцовского лица.

В конце коридора оказался вполне современный туалет, с душем, прикрытым туманным пластиком. Кирилл вытирал руки, разглядывая себя в зеркале, слушал мужские голоса и Ольгин, веселый такой. Выдохнул, услышав густой кашляющий смех. А ты думал, они тут в шкурах ходят, с каменными топорами, мысленно спросил у своего отражения. Ведь думал, да. Вернее, сперва, пока Ольга не стала рассказывать все эти туманные страсти про брак навсегда и первых анбыги, вообще не думал. Ну, мало ли девчонок приезжают в столицу со всех уголков необъятной. Деревня, так их сразу видно — деревенских-то. Как говорят, можно девушку увезти из деревни, а деревню из девушки вытравить нельзя. Но то про обычных провинциалок, которые губы наводят красной помадой и ковыляют по гололеду на здоровущих каблуках. По Ольге разве скажешь, что она из медвежьего угла. Ни в жизнь. Так что — не думал. Потом — думал. А теперь — он повесил полотенце на никелированную стойку — не знаю, что думать.

— Батя спрашивает, ты совсем утоп или как? — Пашкин голос послышался за дверью. И сразу следом шаги обратно. И снова смех.

— Иду.

Отец уже стоял в дверях, протянул ему руку, представляясь.

— Степан Михалыч меня зовут. И будь, как дома, Кирилл. Пашка покажет комнату, вечером уже сядем, поговорим. Ольга, пойдем, проводи меня до ворот.