Анатомия страха. Трактат о храбрости - [60]

Военная подготовка элитных частей подтверждает латинское изречение: Corruptio optimi pessima. Падение доброго — самое худшее падение. Наихудшее падение — падение чистейшего. Порочную практику обучения искусству убивать выдают за воспитание стойкости, воли к преодолению, высокой жертвенности, солидарности и несокрушимого чувства долга. Таким дьявольским способом нас пытаются убедить, будто этическому мужеству вполне возможно научиться тем же путем, каким учатся мужеству варварскому.

10. Продолжение темы

Связь мужества и свободы неслучайна. Мужество есть свобода в действии. Где свобода, там и смелость. Но, рассуждая как о первой, так и о второй, всегда следует уточнять, говорим ли мы о формальной свободе, формальной смелости или же рассматриваем их в свете внутреннего содержания. Естественное и этическое выражение этих ценностей — не одно и то же. Взаимосвязь между свободой и мужеством становится еще более очевидной, если учесть, что абстрактные рассуждения о „человеческой свободе“ ничего не значат. Свободен человек или нет? Подобная постановка вопроса не имеет смысла. Да, мы в состоянии сбросить с себя практически любой гнет, любое бремя, в том числе и бремя страха. Свобода — это способность избавиться от чего-либо, она может проявляться в большей или меньшей степени. Алкоголика или наркомана, например, трудно назвать свободными людьми. Люди в силах разорвать и путы невежества, вот почему, по мысли Сократа, поиск знания также есть проявление отваги. Нас притесняют тираны, нас гнетут зависть, ненависть, похоть, лень, ярость и другие страсти, туманящие разум и мешающие принимать решения. Свобода суть стремление к освобождению, зародившееся в сердце существ, которые по своей природе зависимы. Человеческие детеныши, вскормленные волками и обитающие в джунглях, несвободны. Они живут, подчиняясь животным импульсам, лишены речи, способности мыслить и других атрибутов разумных созданий. Ведь, говоря о свободе, мы говорим о пути, озаренном светом разума, о пути долгом и требующем немалого упорства; мы, современные люди, воспринимаем это благо как нечто само собой разумеющееся, забывая о совместном неустанном труде всего человечества. Как ни странно, личная свобода своим существованием обязана обществу. Именно внешние факторы развили в нас умение действовать вопреки естественным порывам, нашей врожденной системе управления. Свобода является независимостью от всего, что порабощает человека, мешая осуществлять высокое и трудное предназначение. Смелость — стремление сбросить иго — помогает нам, а потому изначально считается основополагающей добродетелью.

В книге Янкелевича я прочел строки, поразительным образом созвучные тому, что я неоднократно писал в своих трудах: „Действуя вопреки пагубным инстинктам и рефлексам, которые, ведя нас к спасению, приводят к гибели, мужество дает нам сверхъестественную силу, силу паче естества, исправляет нашу природную телеологию, не позволяя человеку, этому ленивому животному, пятиться назад“. На самом деле, мне кажется, что задачей этики является преобразование человечества как вида: цель во всех смыслах недостижимая (или теперь уже следует сказать „благородная“?). Человек — существо по своей природе сообразительное, но по собственной воле желает быть еще и существом достойным. В этом стремлении заключено мужество, не знающее границ, ибо не знает границ и свобода. А если так, то нелепо и несправедливо приписывать смелость исключительно мужчинам, как это принято с давних времен. Греки обозначали отвагу существительным andreia, что в буквальном переводе означает „мужественность“. Женщине полагалось быть боязливой, робкой, покорной, стыдливой. В ней культивировали потребность в защите. По отношению к мужчине выражение „смелое поведение“ воспринималось как похвала, а по отношению к женщине — как оскорбление. Смелость нужна, во-первых, чтобы нападать, и, во-вторых, чтобы отстаивать, но в виде особого исключения женщине дозволялось лишь второе. Что правда, то правда: в истории всех народов от слабого пола требовалась немалая стойкость. Но, учитывая, что мужество есть свобода в действии, отказать в ней женщине значит участвовать в извечном заговоре против свободы.

11. Смелость, точка отсчета

Теперь мы наконец можем понять, почему некоторые авторы представляли отвагу основой нравственной жизни: именно она помогает достичь высокой цели — облагородить человеческую природу. Думаю, что Спиноза, в целом не отличавшийся большой смелостью, понимал это лучше других. Он трактовал мужество как стремление человека оставаться верным своей сути, жить согласно велению разума. „Под мужеством я разумею то желание, в силу которого кто-либо стремится сохранить свое существование по одному только предписанию разума“[66]. Из глубин платоновской пещеры доносится до нас голос философа: „Мужество — это мост, связующий разум и желание“. Но именно подобная связь и ставит перед нами проблему мужества во всей ее сложности, поскольку в конечном итоге вопрос упирается в тему свободы. Мужество есть свобода в действии. Однако можно ли действовать отважно исключительно усилием воли? Да, я могу принять решение поступать храбро, даже когда сердце мое преисполнено тревоги и страха.