Анатомия страха. Трактат о храбрости - [23]

Так вот, когда сигнал об опасности получен, в действие немедленно вступает симпатическая нервная система. Гипоталамус шлет импульс в гипофиз, а тот активирует надпочечники, выделяющие два гормона (гормон можно считать своего рода посланником) — адреналина и норадреналина, которые приводят организм в состояние боевой готовности. На этом мы, пожалуй, и остановимся, хотя сначала хочу все-таки пояснить, почему лично я не стал бы так жестко разграничивать центральную и вегетативную нервную систему. Опыт медитации показал, что на вегетативные процессы тоже можно воздействовать. Йоги, например, способны произвольно менять сердечный ритм, артериальное давление и частоту дыхания, а также снижать болевую чувствительность. Этот факт очень важен для коррекции тревожных расстройств и, кроме того, развеивает прочно укоренившийся миф.

3. Подверженность страхам

Неврологические процессы, описанные выше, являются одинаковыми для всех. Наш „биологический компьютер“ оснащен серийной эмоциональной программой. Почему же тогда у разных людей разная предрасположенность к страху? Ответ как будто бы напрашивается сам собой: все дело в опыте. Человеческие существа и животные, которым приходилось подвергаться жестокости и агрессии, делаются более робкими. Это неоспоримый факт. Все мы знаем случаи, когда смелые от природы люди становились боязливыми, пережив некую травму. Посттравматический стресс — прекрасный тому пример. Однако же не все так просто. Поведение животных ясно свидетельствует, что пугливая натура передается по наследству. В любом сообществе млекопитающих найдутся особи более боязливые, чем другие. Холл и Броудхерст проводили эксперимент по скрещиванию с целью выведения двух линий крыс: робких и смелых. Их назвали „Моудсли реактивная“ (Холл), или „эмоциональная“ (Броудхерст). И соответственно, „Моудсли не реактивная“, или „мало эмоциональная“. У боязливых особей сильнее проявляются генетически фиксированные страхи и наблюдается большая восприимчивость к угрожающим раздражителям. Например, быстрее формируется реакция испуга в ситуации, которая ассоциируется с ударом током или с резким звуком. А вот десенсибилизация после пережитых страхов происходит медленнее.

И это еще не все. В начале 60-х годов Мартин Селигман, представитель экспериментальной психологии, изучавший реакцию страха у животных, пришел к выводу, что эволюция научила нас одни уроки усваивать быстрее, чем другие. Оман применил эту теорию к страхам и предположил, что современный человек унаследовал склонность пугаться в ситуациях, которые когда-то действительно угрожали нашим далеким предкам, так что теперь нас терзают древние страхи. Видимо, информация о них хранится на генетическом уровне, а значит, на генетическом уровне должна и контролироваться.

Все вышесказанное объясняет особый интерес к „лицам, предрасположенным к страхам“, то есть к тем, кто с особой остротой реагирует на угрожающие ситуации и воспринимает как опасные даже нейтральные раздражители. В своей книге я уже цитировал письмо, в конце которого Франц Кафка предоставляет слово отцу и тот дает безжалостную характеристику своему сыну: „Ты нежизнеспособен“. И это правда. В дневниках Кафка писал: „На трости Бальзака начертано: „Я сокрушу любое препятствие“. На моей следовало бы написать: „Любое препятствие меня сокрушит“. Эти надписи объединяет только одно слово — „любое“. К Кафке вполне применима характеристика, которую дала самой себе Вирджиния Вулф: skinless, человек без кожи, с обнаженными нервами. С детства будущую писательницу терзало острое ощущение собственной уязвимости. Она отличалась слабой конституцией, была нервной, возбудимой и так боялась людей, что заливалась краской всякий раз, когда к ней обращались. Только дома бедняжка чувствовала себя спокойно. На пороге отрочества она пережила период, который сама назвала breakdown in miniature, небольшой обвал. Девочку охватило чувство „абсолютной беззащитности“, полной неспособности „участвовать в повседневной жизни“, ей казалось, что она находится outside the loop of time, то есть выброшена из времени.

4. Литературный экскурс

Нет ничего удивительного в том, что я привожу столько цитат из литературных произведений. Многие личности, ранимые или израненные, искали убежища в творчестве. Кафка, Вирджиния Вулф, Рильке, Пруст и другие. Катрин Шабо, первая женщина-мореплаватель, в одиночку обогнувшая земной шар без захода в порты, поведала о своих приключениях в книге „Достижимая мечта“. Вот что она пишет: „Писать необходимо, чтобы заглушить тревогу, обуздать смятение“. Тут нет ничего странного. По мнению Чорана, „любое слово чрезмерно“, но „раз уж тебе не повезло и ты появился на свет, лучше писать“. Жан Жене, которому следовало бы уделить больше внимания в этой книге, говорит следующее: „Творчество — это единственное, что остается, если ты предал себя“. То есть если стыдишься того, что совершил. Гораздо меньше известно о Гансе Христиане Андерсене, и я скажу о нем несколько слов. С детства он чувствовал себя совершенно беспомощным в самых простых жизненных ситуациях. Будущий писатель рос одиноким ребенком и боялся сойти с ума, повторив судьбу деда. Андерсен с горечью признавал, что не может радоваться жизни, как остальные. Сказки стали его убежищем, а возможно, и спасением.