Анатомия страха. Трактат о храбрости - [19]

14. Воспитательная функция страха

До сих пор мы говорили об использовании страха в борьбе за власть, а также о злоупотреблениях и преступлениях, к которым это ведет. Теперь же следует уделить внимание другому аспекту, более тонкому и не менее серьезному, — воспитательной функции страха. Норберт Элиас, анализируя сложный путь человечества к культуре и цивилизации, приходит к выводу, сходному с воззрениями Гоббса:

Ни одно общество не сможет выжить, если не направит в нужное русло порывы и эмоции личности, не будет воздействовать на поведение каждого человека. Однако воздействие это невозможно без понуждения, а понуждение в свою очередь неминуемо вызывает страх у тех, кто ему подвергается. Оставим иллюзии: одни люди всегда будут стремиться запугать других — это неизбежно при любом сосуществовании, при любом взаимодействии устремлений и поступков, будь то работа, повседневная жизнь или любовь.

Неужели это пессимистическое утверждение верно? Сможем ли мы когда-нибудь оставить в прошлом вековую установку: „Любя сына своего, учащай ему раны“? Ханс Джонас, маститый философ и специалист в области этики, полагает, что следует отказаться от обманчивых утопий и, вместо того чтобы стремиться к абсолютному благу, постараться хотя бы избегать абсолютного зла; ученый настаивает на необходимости „методики страха“, ведь она помогает справляться с проблемами, угрожающими судьбе человечества. Представьте себе беспечных обитателей благополучного города, которые не ведают, как зыбко это благоденствие. В их душах обязательно нужно посеять страх. Легкомысленное отношение к изменениям климата может послужить отличным примером подобной беспечности. Но неужели устрашение — единственное средство спасения? Нельзя забывать, что надежда, мощное противоядие от страха, тоже способна сподвигнуть людей на активные действия, как утверждал оптимистически настроенный философ Эрнст Блох.

Да, вопрос непростой. Никому, скажем, не придет в голову отменять уголовный кодекс, а ведь он удерживает людей от преступных действий именно под страхом кары. Роль наказания состоит не только в восстановлении справедливости, но и в устрашении. Жан-Мари Карбасс в труде по истории уголовного права цитирует свод территориальных правовых норм, Новый кутюм Бретани: 637-я статья гласит, что „наказания следует исполнять незамедлительно и при возможно большем стечении народа, ему же в назидание“. Именно такой линии открыто придерживались многие правители. Terribilità как правовой инструмент. Плаха становится прочным звеном между государем и подданными. Однако история не раз преподносила нам уроки, показывая, насколько разрушительна логика репрессий и предупредительных мер. Описания наказаний, применявшихся в древности, буквально леденят душу. Говорят, что в IX веке Вильгельм Завоеватель, следуя традиции своих предшественников, решил отменить смертную казнь как чересчур мягкую. Вместо этого император повелел оскоплять приговоренных и выкалывать им глаза. Мишель Фуко в книге „Бдительность и кара“ описывал жуткие пытки, которым Людовик XIV подверг Робера Франсуа Дамьена, покусившегося на жизнь монарха:

Сперва его терзали щипцами, поливали расплавленным свинцом и кипящим маслом, а потом привязали за руки и за ноги к четырем коням, дабы разорвать на части. Однако тут возникли неожиданные осложнения, так как кони были не тягловой породы, и после неудачной попытки вместо четырех поставили шестерых. А когда и эти не справились, суставы и сухожилия несчастного пришлось рубить топором.

Так описывала казнь Gazette d'Amsterdam от 1 апреля 1757 года. Нет ни логических доводов, ни психологических мотивов, способных смягчить зверство палачей. Такое под силу только доводам этического характера — запомни, читатель; в конце книги мы непременно к этому вернемся. Сен-Жюст, апостол якобинской диктатуры, вопрошал: „Чего же хотят те, кто не стремится к добродетели и одновременно желает избежать террора?“ И действительно, одно из основных предназначений этики заключается в том, чтобы ограждать нас от насилия.

Раз уж зашла об этом речь, зададим себе вопрос, не имеющий прямого отношения к теме книги: а можно ли вообще обойтись без наказания? Возможна ли педагогика без страха? Труднейшая проблема, и в ее разрешении нам на помощь приходит Спиноза: цель государства, пишет он в „Богословско-политическом трактате“, „не в том, чтобы держать людей в страхе, подчиняя их праву другого человека, а в том, чтобы каждого человека освободить от этого страха, дабы он жил в спокойствии и безопасности“. Нет, философ не отрицает эффективность страха, но считает ее обманчивой, ибо страх усмиряет зло, одновременно утверждая его. Политика устрашения укрепляет уверенность в том, что люди по природе своей безнадежно дурны — этакая massa damnata[29]. По мысли Спинозы, страх плох тем, что нивелирует благотворный созидательный потенциал личности.

Воспитание отличается от простого желания властвовать тем, что, направляя чужое поведение, стремится не подчинить воспитуемого, а помочь ему стать свободным. Воспитание на благо свободы — вот что нужно людям.