Анатомия скандала - [62]

— Наладят отношения? — Я подняла бровь. Сейчас нужно на корню подавить возможное заявление защиты, что Оливия, ловко манипулируя подругой, слила через Китти информацию таблоидам в надежде подтолкнуть Уайтхауса к примирению.

— Ну не так, чтобы они снова сошлись, но хотя бы чтобы смогли работать вместе. Оливия считала невозможным продолжать работать с Уайтхаусом после того, что он сделал.

— Но извинений она не дождалась?

— Нет. Уайтхаус пришел в ярость из-за того, что история попала в газеты, усмотрев в этом некую женскую месть. Он перестал отвечать на ее звонки и замечать ее при встречах. И до Оливии наконец дошло, что он не собирается извиняться. Он вообще не считал, что сделал что-то плохое. Ей понадобилось время осознать, что произошло, и принять тот факт, что вопрос сам собой не рассосется. И тогда она обратилась в полицию.

Анджела собиралась разделаться с Китти Леджер быстро и жестко, еще безапелляционнее, чем с Оливией. Допрос напоминал разминку бойцов-тяжеловесов, когда один молотит другого отнюдь не скользящими ударами. Даже осанка адвокатессы изменилась: плечи стали тверже, грудь слегка выгнута вперед. «А ну, кто кого? — говорила эта поза. — Нам с тобой не занимать уверенности в себе. Ни ты, ни я не станем мириться с недооценкой, давай-ка сразимся за свое понимание истины».

В изложении Анджелы Китти Леджер получалась расчетливой ханжой, не одобрявшей романа Оливии с женатым мужчиной и решившей его наказать. Добропорядочной подругой, затаившей злобу на помощника министра — «рокового красавца», по словам самой Леджер, — который ее в упор не замечал, да и с какой бы стати? Именно эта молодая женщина заговорила об изнасиловании, впервые произнеся это отвратительное слово, она попыталась очернить политика в газетах («Злоупотребил доверием — читай, изнасиловал!») и не отставала от своей расстроенной подруги, пока через две недели та не дрогнула под ее давлением и не пошла в полицию.

Судья перебил Анджелу, указав, что она должна задавать вопросы, а не давать комментарии, и дал Китти возможность ответить на каждый выпад. Обвинения адвокатши, сгустившись подобно туче, угрожали бросить тень на показания Китти: вокруг нее словно расплылась грязная лужа. Анджела выиграла несколько очков: да, Китти Леджер не одобряла интрижку Оливии и не была высокого мнения о Джеймсе Уайтхаусе (правда, реплика свидетельницы «Я считала его прохвостом!» вызвала улыбку у некоторых присяжных), а также намекнула, что интерес Китти отдает сексуальной озабоченностью («Почему вы сразу стали убеждать мисс Литтон в самом худшем? Зачем вы полезли в чужие отношения?»).

Однако, как мне кажется, ей не удалось дискредитировать свидетельницу. Я смотрю на присяжных, проверяя их реакцию. Тот, которого я считаю председателем жюри, нахмурился при этих словах Анджелы, а Оранжевая Физиономия округлила глаза, будто говоря: «Да хватит нам тут плести…» Помогла и непробиваемость Китти. Никто не любит нападок, и хотя Китти вряд ли можно назвать слабой — слишком высокий пост, слишком хорошее образование, слишком, черт побери, избранный круг общения, — было нечто трогательное в том, как она отбивалась от моей ученой коллеги, грузной великанши в широкой черной мантии.

— Нет, — отрезала Китти в кульминационный момент допроса. — Я посоветовала Оливии обратиться в полицию, потому что Уайтхаус ее изнасиловал! — И ее голос, голос молодой женщины, пусть и не знавшей в жизни настоящих бед, но которая никогда не примет чужую точку зрения, если она ее не устраивает, которую не принудить страхом согласиться с тем, во что она не верит, — прозвучал громко, чисто и искренне.

Парень из Эссекса усмехнулся. В его усмешке почувствовалась угроза, и смотрел он на скамью подсудимых, где сидел Джеймс Уайтхаус, а не на место свидетельницы, которая помогла его туда отправить. Анджела с размаху уселась на свое место, шурша мантией, — воплощенная уверенность в своей правоте, но настроение у нее подпорчено: рот сжат в тонкую плотную линию. Анджела понимает, что могла и получше постараться для своего клиента, что не обработала свидетельницу как следует на благо подсудимого, а уверенное заявление Китти, что «он ее изнасиловал», прозвеневшее в зале, запомнилось присяжным и сыграет свою роль во время обсуждения вердикта. Я немного приободрилась и почувствовала робкую надежду.

День продолжал тянуться. Короткий рабочий день для судьи — это одно досудебное рассмотрение и пара вердиктов.

— Если нет возражений, на сегодня закончим и приступим завтра с утра свежими и бодрыми, — объявляет судья присяжным, и они сияют, как дети при известии об отмене уроков.

Разбирательство по делу Уайтхауса начинает на них сказываться: обязанность сосредоточенно слушать показания свидетелей оказалась утомительной. История распутывается, разные версии ложатся, как кусочки шерсти и шелка для вышивания, но из пестрых нитей разнородной текстуры никогда не соткать убедительного целого. Но вначале присяжным предстоит заслушать отчет о допросе Джеймса Уайтхауса в полиции, то есть все сказанное им с того момента, как в Вестминстере к нему подошли двое полицейских и предупредили об ответственности за дачу ложных показаний.