Анатомия скандала - [61]

Первой заслушают Китти Леджер, подругу Оливии и сотрудницу центрального офиса партии консерваторов. Это Китти разговаривала с «Дейли мейл», когда репортеры впервые вышли на Оливию в связи со слухами об интрижке. Что бы ни утверждала Анджела Риган и ни думал Джеймс Уайтхаус, Оливия не звонила в таблоиды, а лишь разрешила Китти отвечать на звонки репортеров, пронюхавших о служебном романе. За это Анджела Риган обрушит на Китти шквал критики — а также за то, что Леджер убедила Оливию заявить в полицию. Моя задача — доказать, что у Китти нет личной антипатии к нашему влиятельному импозантному политику, близкому другу премьер-министра и члену партии тори, которого Китти как сотрудница отдела предвыборных кампаний должна, по здравом размышлении, всячески поддерживать. Так почему же она помогала ковать цепь событий, которая в итоге притащила Уайтхауса на скамью подсудимых в Олд-Бейли? Китти Леджер могла это сделать только в одном случае: если она была убеждена, что это правильно с точки зрения морали.

Она хороший свидетель — это видно сразу, как только Леджер поднимается на свидетельское место. Плотная брюнетка около тридцати, со строгим каре, в скромном темно-синем платье, непробиваемо спокойная. Леджер легко представить директрисой школы или главной медсестрой реанимационного отделения — ее, как говорится, не сдвинуть. Такая слегка начальственная подруга, которая никогда не поставит себя в щекотливое положение и сумеет поступить грамотно, если туго придется другим. Такие женщины автоматически берут на себя командование в критических ситуациях.

Я смотрю на нее и вижу — пусть даже кому-то Китти Леджер покажется скучноватой, — что у нее есть четкие моральные принципы, ощущение того, что хорошо и что дурно, практикуемое с детства, когда воскресенья начинались с посещения церковной службы. На шее у нее маленький бриллиантовый крестик, так что, пожалуй, я не ошибаюсь. Вряд ли Китти Леджер знавала в жизни серьезные потрясения, но если другую женщину глубоко оскорбили, Китти сделает все, чтобы это исправить.

Она отвечает уверенно и четко, назвав свое имя и подтвердив дружбу с Оливией. Я еще раз повторила для присутствующих, что подруга впервые позвонила ей на следующий день после инцидента в лифте.

— Можете описать, какой она была?

— Расстроенной, плачущей. Обычно она философски относится к неприятностям — вернее, относилась до их разрыва с Уайтхаусом, но в тот день она очень страдала.

Мы уже выяснили, что это было за неделю до того, как Китти разговаривала с «Дейли мейл», подтвердив ходившие слухи. Я задала вопрос: Оливия разрешила ей это сделать, потому что искала мести?

— Нет. Она была возмущена его поведением.

Краем глаза я увидела, как Анджела что-то отметила у себя в записях.

— Она считала, что ею просто-напросто воспользовались, но при этом винила и себя за то, что он с ней сделал, причем не меньше, чем Уайтхауса. Она сказала, что чувствует себя грязной, будто все произошедшее — ее вина.

Далее свидетельница сказала, что расспросила подругу о случившемся. Я представила, как Китти Леджер, с расширившимися от ужаса карими глазами, обнимает подругу за плечи, как сильная старшая сестра, и в ее голосе слышится то безмерный гнев на насильника, то мягкое сочувствие к жертве.

— Кто впервые заговорил об изнасиловании? — Это нужно разъяснить прямо и недвусмысленно.

— Я. — Китти не собирается оправдываться: голова у нее высоко поднята, плечи расправлены. — Когда Оливия рассказала, как он разорвал ее трусики, показала мне свой синяк и повторила, что он ей сказал… — Китти еле сдерживала отвращение. — Я спросила: «Ты вообще понимаешь, как называется то, что он с тобой сделал?» Оливия кивнула и заплакала. Говорить она не могла.

— Поэтому вы…

— Да. — По залу ощутимо пробежало волнение. — Я так и сказала: «Он тебя изнасиловал. Ты несколько раз повторила, что не хочешь этого, а он и ухом не повел. Это изнасилование».

— И что случилось после ваших слов?

— Оливия долго плакала, потом сказала: она надеялась, он ее любит. Ей просто не верилось, что он с ней такое сделал. «Это не укладывается в голове даже у меня, — сказала я, — но Джеймс Уайтхаус действительно надругался над тобой».

— Вы обсуждали, какие шаги теперь предпринимать и предпринимать ли вообще?

— Я предложила ей обратиться в полицию. Сперва Оливия очень не хотела этого делать. Мне кажется, ей хотелось, чтобы все как-нибудь само собой устроилось. Она ничего не делала больше двух недель.

— Это было в понедельник, тридцать первого октября, через девять дней после того, как история появилась в газетах?

— Да, — не смущаясь, ответила Китти. — Я поговорила с репортером, только когда они начали звонить Оливии по поводу служебного романа, и подтвердила, что между ними действительно был роман, но ничего больше не прибавила.

— Если я не ошибаюсь, в газетах писали, что «друг» Оливии заявил: «Он отвратительно с ней обошелся. Она любила его, а он злоупотребил ее доверием». «Друг» — это вы?

— Да.

— Что вы имели в виду, сказав «он злоупотребил ее доверием»?

— Что он ее унизил, недостойно с ней обошелся. Я не намекала на изнасилование или на физическое насилие. Оливия очень беспокоилась, чтобы я ничего такого не сказала, а юридически я не имела на это права. Мне кажется, она еще надеялась, что он извинится и они наладят отношения.