Анатомия скандала - [30]

Адвокаты и судья утрясали «административно-бытовые» вопросы, будто процесс над Джеймсом был предметом, которому нужно подобрать место.

Слушание подошло к концу — первое заседание назначили на апрель и согласовали сумму залога, и вот уже Джон Вести, поверенный Джеймса, отодвигается на стуле и, улыбаясь, что-то шепчет адвокату. Софи поднимает взгляд к потолку, пока юристы собирают документы.

Наконец секретарь суда попросила «всех встать». Потолок высокий, он состоит из восьмидесяти одной панели матового стекла. Софи пересчитывает их, инстинктивно ища порядок: девять аккуратных рядов по девять квадратов. Небо облачное, серое, невыразительное, давящее, неприветливое. Над крышей мутным пятном проносится стая птиц — темная клякса, передразнивающая людей в зале, насмехающаяся над ее мужем, отпущенным под залог, но не на свободу. Через стекла сочится тусклый свет. Софи страстно хочется солнца и простора, пышных зеленых полей и тихого довольства без всяких мыслей.

Апрель. Значит, впереди еще четыре месяца этого ада. Но Софи хочется продолжать, чтобы побыстрее с этим покончить. Положить конец надвигающемуся ужасу. Шесть мучительных недель она готовилась, по много раз анализируя свои варианты. Шесть недель долгих пробежек по берегу Темзы и изнурительных занятий в тренажерном зале, от которых немело тело, но не разум. Шесть недель, чтобы заново оценить их с Джеймсом отношения и спросить себя: чего я в действительности хочу?

Ответ Софи нашла на ощупь, потому что после того ужасного вечера в октябре не осталось никакой определенности: больше всего она хочет, чтобы не развалилась ее семья. Она хочет Джеймса. Несмотря на унижение, которому он ее подверг, несмотря на гнев из-за его неверности и эгоизма, навлекших на них все беды, Софи все равно хотела быть с мужем. Она не сомневается в его невиновности, так отчего же ей не остаться с ним?

Джеймс необходим ей как воздух. Порой Софи ненавидела себя за эту зависимость. Может, потребность держаться за своего мужчину заложена у нее в ДНК? Особенно сильно Софи ощущала ее в студенческие годы, догадываясь — всего лишь догадываясь: Джеймс ей изменяет, что бы он там ни говорил. Или же эта зацикленность возникла из-за постоянных измен отца Софи и не в последнюю очередь связана с финансовой стороной вопроса? Когда Макс ушел от Джинни накануне ее пятидесятилетия, трое их дочерей уже не жили дома, поэтому ей мало что досталось в качестве финансовой компенсации, хотя она сразу после свадьбы выбрала карьеру жены. Джинни твердила, что она «абсолютно счастлива», но ей пришлось продать старинный пасторский дом и удовлетвориться коттеджем в Девоне. Эмоционально ее жизнь стала ровнее — исчезли длительные периоды обостренной ненависти к себе, начинавшиеся всякий раз, когда Макс находил себе новую женщину (Софи росла в обстановке этих обострений), но, лишившись особняка, прежнего круга общения и социального статуса, Джинни жила теперь почти затворницей с двумя собаками — черным лабрадором и каштановым спрингер-спаниелем.

При мысли о подобном исходе Софи бросало в дрожь. Она слишком молода, чтобы посвятить себя детям или стать эксцентричной деревенской дамой. Не хотела она и участи соблазнительной разведенки — это разом лишит ее всех подруг. Таких не зовут в гости, не желая рисковать собственным супругом. Можно подумать, неверность Джеймса заразна или ее, Софи, эмоциональная незрелость и потребность непременно быть при муже окружают ее некой терпкой сексуальностью!

Наверное, было бы проще, будь у нее карьера, но она не вернулась на работу в качестве младшего редактора в детском издательстве после рождения Эмили: расходы на няньку съедали бы большую часть ее зарплаты. Джеймс, у которого мать никогда не работала, был только счастлив, что жена посвятила себя дому, детям — и ему. Сейчас Софи подозревала, что совершила ошибку. Детская литература была единственным, что ее интересовало в Оксфорде: она даже писала диплом по «Хроникам Нарнии», исследуя использование Льюисом мифа о фавне и темы похищения. Подумать только, она могла писать о таких вещах!.. Втайне Софи надеялась открыть новую Джоан Роулинг, но ей приходилось редактировать книги для дошкольников, где единственной опасностью было надеть не тот носок, а трудностью — поиски потерянного игрушечного динозавра. Нелепо было бросать ребенка на няньку ради того, чтобы издавать подобную макулатуру.

К тому же Софи всегда мечтала о свадьбе и собственной семье. В детстве она постоянно рисовала себя в свадебном платье. Муж — непременно красивый и успешный — числился в списке желаний рядом с детьми и исторической усадьбой с конюшней и огромным садом, обнесенным стеной. Так жила сама Софи, и этого ее приучили желать. Что ж, два пункта из трех выполнены…

Даже в Оксфорде ее главной целью было найти мужа. Может, и зря. Софи смотрела на свои старые фотографии и не понимала, почему так боялась остаться одна и мертвой хваткой вцепилась в Джеймса. Она была на диво хороша, но он порвал с ней в конце первого курса, и они не виделись семь лет! Софи научилась справляться сама. У нее были бойфренды — добрые, красивые, веселые, с которыми она расставалась, как только понимала: хороших мужей из них не выйдет. Были даже периоды, два раза по два месяца, когда она была совсем одна — и ничего, не умерла.