Анатомия измены. Истоки антимонархического заговора - [48]

Для смены Верховного Командования были и другие причины, и, пожалуй, еще более серьезного характера. Двоевластие Ставки и Правительства становилось невыносимым. В Совете Министров действия Ставки подвергались резкой критике и не только со стороны "реакционных" министров, но и со стороны вновь назначенных под сильнейшим давлением Николая Николаевича, то есть генерала Поливанова, Князя Щербатова и Самарина, а также даже нового министра юстиции А.А. Хвостова (А.Н. Хвостов был министром Внутренних дел), отличавшегося спокойным характером.

Управляющий делами Совета Министров того времени Яхонтов дает очень красочное описание заседаний Совета, посвященных обсуждению положения, создавшегося из-за Двоевластия в стране.

"Просто безумные люди там распоряжаются", — восклицает министр иностранных дел.

"Логика и веление государственных интересов не в фаворе у Ставки", — замечал военный министр.

Министр торговли и промышленности жалуется на "своеволие военных начальников" и требует их "обуздания".

Министр Внутренних дел требовал энергичных действий, чтобы ликвидировать "безвыходное положение", когда у него как министра нет власти "ни юридической, ни фактической".

Важно то, что Совет Министров признавал свою полную безпомощность: военная власть всю ответственность за неудачи переносила на правительство, а последнее эту ответственность возлагало на командование.

Председатель Совета Министров Горемыкин почти после каждого заседания Совета говорил:

"Я обращу внимание Государя на это сплошное безобразие. На фронте совсем теряют голову".

И даже Кривошеин, считавшийся либеральным министром и популярным в думских кругах, заявлял, что: "Если '‘верховным" будет сам Император, тогда никаких недоразумений не возникало бы, и все вопросы разрешались бы просто — вся исполнительная власть была бы в одних руках".

Таким образом, мы видим, что министры сами подталкивали мысль Царя на принятие Верховного Командования на Себя. И Государь принял единственно правильное решение — возложил на Себя Верховное Командование.

А. Вырубова, которая близко стояла к семейной обстановке Царской Семьи, пишет о решении Государя в своих воспоминаниях:

«Летом 1915 года Государь становился все более и более недоволен действиями ка фронте Великого Князя Николая Николаевича. Государь жаловался, что русскую армию гонят вперед, не закрепляя позиций и не имея достаточно боевых патронов. Как бы подтверждая слова Государя, началось поражение за поражением; одна крепость падала за другой, отдали Ковно, Новогеоргиевск, наконец, Варшаву. Я помню вечер, когда Императрица и я сидели на балконе в Царском Селе. Пришел Государь с известием о падении Варшавы; на нем, как говорится, лица не было. Он почти потерял свое всегдашнее самообладание.

"Так не может продолжаться, — воскликнул Он, ударив кулаком по столу, — я не могу все сидеть здесь и наблюдать за тем, как разгромляют армию; я вижу ошибки, — и должен молчать! Сегодня говорил мне Кривошеин, — продолжал Государь, — указывая на невозможность подобного положения".

Государь рассказывал, что Великий Князь Николай Николаевич постоянно, без ведома Государя, вызывал министров в Ставку, давая им те или иные приказания, что создало двоевластие в России.

После падения Варшавы Государь решил безповоротно, без всякого давления со стороны Распутина или Государыни, стать Самому во главе армии; это было единственно его личным, непоколебимым желанием и убеждением, что только при этом условии враг будет побежден.

"Если бы вы знали, как Мне тяжело не принимать деятельного участия в помощи Моей любимой армии", — говорил неоднократно Государь...

Ясно помню вечер, когда был созван Совет Министров в Царском Селе. Я обедала у Их Величеств до заседания, которое назначено было на вечер. За обедом Государь волновался, говоря, что какие бы доводы Ему не представляли, Он останется непреклонным... Уже подали чай, когда вошел Государь, веселый, кинулся в свое кресло и, протянув нам руки, сказал:

"Я был непреклонен, посмотрите, как я вспотел! ...Выслушав все длинные, скучные речи министров, я сказал приблизительно так: Господа! Моя воля непреклонна, я уезжаю в Ставку через два дня! Некоторые министры выглядели, как в воду опущенные".

Государь казался мне иным человеком до отъезда. Еще один разговор предстоял Государю — с Императрицей-матерью, которая наслышалась за это время всяких сплетен о мнимом немецком шпионаже, о влиянии Распутина и так далее и, думаю, всем этим басням вполне верила. Около двух часов, по рассказу Государя, Она уговаривала его отказаться от своего решения... Я видела Государя после его возвращения. Он рассказывал, что разговор происходил в саду. Он доказывал, что если будет война продолжаться так, как сейчас, то армии грозит полное поражение, и что Он берет командование именно в такую минуту, чтобы спасти родину, и что это его безповоротное решение. Государь передавал, что разговор с матерью был еще тяжелее, чем с министрами, и что Они расстались, не поняв друг друга.

Перед отъездом в армию Государь с семьей причастился Святых Таин в Федоровском Соборе... Из Ставки Государь писал Государыне, и Она читала мне письмо, где Он писал о впечатлениях, вызванных его приездом. Великий Князь был сердит, но сдерживался, тогда как окружающие не могли скрыть своего разочарования и злобы: "точно каждый из них намеревался управлять Россией!"