Анастасiя - [55]
Это пики, Эвересты людских трагедий, каких много было в истории человечества, но они всегда должны волновать сердце!
Лукавая судьба не сподобила Андрея Курбского пережить Ивана. Многие травмы и раны, полученные им в битвах во имя великого царя, свели его в могилу за год до мучительной кончины Ивана.
Но судьба даровала ему значительно больше. Она наградила его вечной памятью в веках, о которой он скорее всего грезил, нанося на пергамент кровью сердца продиктованные строки. Когда кто-то из многих потомков исследовал после шестнадцатый век истории России, смутное время, воцарение Романовых, Иваново царство, всегда рядом со зловещей фигурой самодержца стоял укоризненный облик князя Андрея и трагическая судьба его близких.
К концу жизни Ивана стали мучить кошмары. Ещё один исторический документ оставил этот любитель эпистолярного жанра потомкам, не менее уникальный, чем его письма опальному князю Андрею. Это царский «Синодик», поминальник убиенных и замученных, начиная с 1567 и кончая 1575 годом. Его диктовал царь своим дьякам, вспоминая тысячи имен для постоянного поминания в храмах «за упокой». Какими они проходили перед ним, его жертвы, со многими из которых связывали его дружеские узы, личные отношения, часто родственные. Облегчил ли этот список его ночные видения? В этом списке более трех тысяч имен, малая толика из десятков тысяч замученных и казненных.
Вот цитаты:
«По заказу из Москвы 6 человек. В Клине Иона каменщик. Пскович с женами и детьми на Медне — 190 человек. В Торжку сожжен серебряник пскович, с женами и детьми — 30 человек»…
«По Малютиной скаске в ноугородской посылке Малюта отделал 1490 человек ручным усечением, из пищали отделано — 15 человек»…
Многих имен он не помнил. Про них написано: «В котором месте писано 10, или 20, или 50, ино бы тех поминали: „Ты, господи, сам ведаешь имена их“».
Синодик Иосифа Сталина до сих пор спрятан в архивах КГБ и полностью неизвестен. В нем должно было бы располагаться несколько миллионов имен.
Сталин в отличие от Ивана никогда не приказывал поминать свои жертвы. Их поминают другие.
«В котором месте писано 10, или 20, или 50, ино бы тех поминали: „Ты, господи, сам ведаешь имена их!“»…
Глава XVII
>Ген тиранства. Кавказская легенда, или: «О последствиях катания на горных лыжах».
И еще вспомнилось отчетливо…
Эту историю я, Анатолий Завалишин, услышал на Кавказе еще в студенческие годы. Однажды на каникулы мы с Лехой Васильевым — д′Артаньяном отправились в альпинистский лагерь, расположенный в Цейском ущелье на склоне Главного кавказского хребта, чтобы учиться катанию на горных лыжах. Тогда горнолыжный спорт только входил в моду. Летом там тренировались альпинисты, а зимой и весной работала горнолыжная школа. Давали инвентарь, тренера на группу из пяти-шести «чайников», и вперед, учись.
Палку под задницу, крючок на трос, и на бугеле вверх к леднику, который в солнечные дни ослепительно до боли в глазах сиял в вышине своей кромкой.
Черная гора Монах нависала над нашей одноэтажной турбазой, словно готова была раздавить всех, как муравьев.
Точнее говоря, это не каникулы были — месяц апрель, каникулы уже кончились, но мы сговорились с Лехой заранее, подобрали все хвосты, кое-как договорились в институте, и отправились.
Итак, шел апрель, нам было по двадцать лет. Внизу все цвело. На автобусной станции старухи-осетинки продавали тюльпаны, зеленый лук и шерстяные вязаные носки. А здесь сходили лавины, ослепительно блестел снег под горным солнцем, скрипели канаты старого бугельного подъемника и шипели на виражах деревянные горные лыжи, подбитые по краю стальной кромкой, выбрасывая в воздух снежные радужные вихри.
Кормежка в столовой альплагеря была на уровне пустых полок советских магазинов того времени. В продуктовом ларьке нашей базы продавался только чай в пачках, маринованные помидоры и огурцы в трехлитровых банках и развесные сухари из батонов. По вечерам мы сушили намокшую за день одежду и пили чай с сухарями, крепкий, как чифирь, нагревая воду полуторакиловатным кипятильником в трехлитровой стеклянной банке из-под маринованных помидоров, а потом высыпая в кипяток по полпачки индийского чая.
Иногда по вечерам Леха вынимал из чехла свою привезенную из Москвы гитару, и мы выходили в ночь под горы и звезды, такие ясные и близкие на горном небосклоне. Все рассаживались, кто на чем, на бревнах, на дровах, на заборе. Мужчины были храбры и решительны, девушки нежны и прекрасны.
Леха брал аккорд, и мы пели туристские песни, старомодные и наивные. Эти песни еще в далеком детстве папа пел мне на ночь, чтобы я быстрее заснул.
Или:
Или:
В смысле «за моржами». Тогда еще слова «маржа» в смысле «взятка» не существовало вовсе.
Певались под звездным небом и русские романсы. На фоне черных вечных гор они звучали особенно проникновенно.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Документальная приключенческая повесть о возникновении пионерского движения на Севере, в Архангельске. Ребята создают первый пионерский лагерь, издают рукописный журнал «Костер», активно участвуют в зарождении новой жизни.
Предать жену и детей ради любовницы, конечно, несложно. Проблема заключается в том, как жить дальше? Да и можно ли дальнейшее существование назвать полноценной, нормальной жизнью?…
Будущее Джимми Кьюсака, талантливого молодого финансиста и основателя преуспевающего хедж-фонда «Кьюсак Кэпитал», рисовалось безоблачным. Однако грянул финансовый кризис 2008 года, и его дело потерпело крах. Дошло до того, что Джимми нечем стало выплачивать ипотеку за свою нью-йоркскую квартиру. Чтобы вылезти из долговой ямы и обеспечить более-менее приличную жизнь своей семье, Кьюсак пошел на работу в хедж-фонд «ЛиУэлл Кэпитал». Поговаривали, что благодаря финансовому гению его управляющего клиенты фонда «никогда не теряют свои деньги».
Очнувшись на полу в луже крови, Роузи Руссо из Бронкса никак не могла вспомнить — как она оказалась на полу номера мотеля в Нью-Джерси в обнимку с мертвецом?
Действие романа происходит в нулевых или конце девяностых годов. В книге рассказывается о расследовании убийства известного московского ювелира и его жены. В связи с вступлением наследника в права наследства активизируются люди, считающие себя обделенными. Совершено еще два убийства. В центре всех событий каким-то образом оказывается соседка покойных – молодой врач Наталья Голицына. Расследование всех убийств – дело чести майора Пронина, который считает Наталью не причастной к преступлению. Параллельно в романе прослеживается несколько линий – быт отделения реанимации, ювелирное дело, воспоминания о прошедших годах и, конечно, любовь.
Егор Кремнев — специальный агент российской разведки. Во время секретного боевого задания в Аргентине, которое обещало быть простым и безопасным, он потерял всех своих товарищей.Но в его руках оказался секретарь беглого олигарха Соркина — Михаил Шеринг. У Шеринга есть секретные бумаги, за которыми охотится не только российская разведка, но и могущественный преступный синдикат Запада. Теперь Кремневу предстоит сложная задача — доставить Шеринга в Россию. Он намерен сделать это в одиночку, не прибегая к помощи коллег.
Опорск вырос на берегу полноводной реки, по синему руслу которой во время оно ходили купеческие ладьи с восточным товаром к западным и северным торжищам и возвращались опять на Восток. Историки утверждали, что название городу дала древняя порубежная застава, небольшая крепость, именованная Опорой. В злую годину она первой встречала вражьи рати со стороны степи. Во дни же затишья принимала застава за дубовые стены торговых гостей с их товарами, дабы могли спокойно передохнуть они на своих долгих и опасных путях.