Анастас Иванович Микоян: человек и политик - [4]
Исследования, посвященные различным сторонам деятельности Микояна, выходили и позднее[11].
В постсоветский период на территории бывшего СССР критика деятельности Микояна по понятным причинам часто звучала в Азербайджане[12], а также на его родине — в Армении. Заметный всплеск дискуссий о его роли в советской истории там возник в мае 2014 г. в связи с постановлением мэрии и совета старейшин Еревана установить Микояну памятник в одном из городских районов. Разброс высказываний сторонников и противников этого решения был весьма широк: от выдающегося политического деятеля, гордости армянского народа и вплоть до сталинского подручного, на совести которого огромное число ни в чем не повинных людей[13].
В конце 2018 г. начался новый виток критики Микояна уже в российских социальных сетях, поводом к которой стало распространение фотокопии записки наркома внутренних дел СССР Ежова от 22 сентября 1937 г., в которой тот ссылался на якобы просьбу Микояна к органам НКВД об усилении масштабов политических репрессий в Армении[14]. Вторым аргументом критиков стало широкое тиражирование видеоролика с фрагментом выступления Микояна 20 декабря 1937 г. на торжественном заседании в честь 20-летия советских органов государственной безопасности[15].
Весной 2019 г. названные выше материалы были воспроизведены в документальном видеопроекте российского блогера Ю. Дудя «Колыма». Из его содержания обычному зрителю, не посвященному в исторические реалии того времени, вообще можно было сделать вывод, что именно такие политики, как Микоян, и вдохновляли на террор Сталина, страдавшего повышенной подозрительностью. При этом авторы сценария проигнорировали большое количество значительно более убедительных материалов по данной теме, относившихся к другим сталинским соратникам.
Посыл людей, начавших по разным мотивам антимикояновскую компанию, был достаточно прозрачен — показать его как человека и политика в сугубо негативном свете. Кто-то из «либерально» настроенных публицистов в очередной раз вспомнил о событиях 1962 г. в Новочеркасске и стал обвинять Микояна (несмотря на свидетельства очевидцев и документы, этот факт не подтверждающих) в инициировании в этом городе применения войск против простых людей, недовольных повышением цен на товары повседневного спроса[16].
Безусловно, перечисленные выше и некоторые другие непростые страницы политической биографии Микояна нуждаются в дальнейшем объективном изучении, но не на основе зачастую надуманных умозаключений, а с привлечением достоверных документов и других исторических источников, не вызывающих сомнений в их объективности. Пока, к сожалению, в оценках большинства пишущих о Микояне и его месте в «советском левом проекте» преобладают эмоции и политические пристрастия.
Конечно, не стоит отрицать очевидное. Как справедливо отмечает российский историк А. С. Стыкалин, лица, находившиеся в сталинский период на ключевых должностях, были связаны круговой порукой, никто из них не мог остаться в стороне от причастности к политике сталинских репрессий, поскольку это противоречило базовым законам сложившейся системы. Но когда появились необходимые условия, именно Микоян выступил в роли «одного из самых значительных и последовательных» ее реформаторов[17].
Это обстоятельство, на наш взгляд, и сегодня не дает покоя некоторым представителям «неосталинистского» направления в историографии и публицистике, причисляющих Хрущева и Микояна к группе «предателей» дела их кумира, своей практической деятельностью после марта 1953 г. якобы положившим начало негативным процессам, которые в конечном итоге и привели к развалу Советского Союза.
Такого рода эмоциональные выводы во многом перекликаются с обвинениями некоторых зарубежных политиков, например, албанского коммунистического диктатора Э. Ходжа и китайских руководителей во главе с Мао Цзэдуном, высказывавшимися подобным образом еще в первой половине 1960-х гг. во время резкой полемики с КПСС по важнейшим вопросам тории марксизма-ленинизма, социалистического строительства и международной политики[18].
Более умеренно настроенные исследователи советской эпохи дают Микояну компромиссную оценку как «мягкому сталинисту», стремившемуся отдавать при решении тех или иных проблем приоритет «политическим», а не «репрессивным» методам[19].
Некоторые российские историки объясняют микояновскую мотивацию и осторожное поведение тем, что в советском руководстве существовало негласное разделение на «политиков» и «хозяйственников» и причисляют Микояна ко второй группе, объясняя сугубо прагматическими соображениями его меньшую ориентированность на репрессии[20].
Как нам представляется, все обстояло намного сложнее. Особенно в контексте реалий той исторической эпохи и взглядов людей, сформировавшихся в своей основе под влиянием ужасов Первой мировой и Гражданской войн. Принцип «свой-чужой» во— многом определял их мышление и поведение. Причем «чужим» в один момент, под влиянием тех или иных политических веяний, мог стать политик, совсем недавно причислявшийся к «своим». Человеческая жизнь для того поколения, прошедшего все это, уже не имела той ценности, о которой сегодня так много говорят и пишут историки и публицисты, выросшие и сформировавшиеся как специалисты совсем в иное время.
