Анастас Иванович Микоян: человек и политик - [28]

Югославия должна начать урегулирование своих отношений с Болгарией, а это, по словам Чинкара Марковича, было трудно сделать, учитывая серьезные трудности, с которыми югославское правительство имело в общении с нынешним болгарским правительством. Поэтому они хотели, чтобы Терентьев приехал в Белград, чтобы вопрос можно было решить в ходе прямых контактов [213].

Вскоре пришел советский ответ. Советы сообщили югославскому правительству, что соглашение было одобрено и скоро начнется процесс его ратификации. Для обмена ратификационными грамотами Советы намеревались направить в Белград своего представителя в Софии Лаврентьева. Было подчеркнуто, что в сложившейся ситуации Терентьев не может покинуть турецкую столицу. С другой стороны, югославская дипломатия считала объявленное прибытие Лаврентьева очень важным, особенно с точки зрения югославско-болгарских отношений и советских усилий по улучшению отношений между двумя балканскими государствами, о чем сам Терентьев сказал Шуменковичу[214].

На такое решение также повлияла информация, которую югославская дипломатия получила через своих представителей в Париже, о том, что Молотов заявил, что Советы не допустят исчезновения двух последних славянских стран с политической карты Европы [215].

Югославскую сторону особенно воодушевило заявление советского посла в Анкаре, сделанное послу Шуменковичу о том, что Советский Союз привержен сохранению как нейтралитета, так и нынешней ситуации на Балканах, и что Советы были готовы использовать свою армию не только для того, чтобы обезопасить свои границы в районах, где на карту поставлены их интересы. Он добавил, что существующие договорные отношения с Германией дают им возможность влиять там, где им нужно, чтобы сохранить мир и существующие границы на Балканах[216].

Стремясь ускорить процесс легализации югославско-советского соглашения в ожидании прибытия Лаврентьева в Белград, югославское правительство 25 мая приняло специальный указ об экономических соглашениях с Советским Союзом, о котором Советский Союз был проинформирован через посла Терентьева[217].

Реакция заинтересованных международных кругов на известие о подписании югославско-советского торгового соглашения была неоднозначной. Французы получили первые известия о намерениях югославского правительства начать такой диалог с Советами с большим недоверием, подчеркнув, что этот шаг был сделан на фоне сближения между Москвой, Римом и Берлином. На такую позицию французов повлияли также первоначальные положительные отзывы немецкой и итальянской прессы о югославско-советских переговорах. Позиция французов начала меняться только тогда, когда немцы выразили свои оговорки, а итальянцы полностью остались недовольны югославско-советскими переговорами. Итальянские дипломаты в Париже не скрывали такого отношения, открыто опасаясь, что это приведет к установлению дипломатических отношений и усилению советского влияния на Балканах. Только тогда официальные французские круги приветствовали соглашение между Югославией и Советским Союзом[218].

Подписание торгового соглашения в Москве не только успешно завершило экономические переговоры между Югославией и Советским Союзом, но и создало необходимые условия для дальнейшего расширения базы межгосударственных контактов и установления дипломатических отношений между двумя странами. Важным шагом в дальнейшем сближении стала объявленная ратификация подписанных соглашений, которая была запланирована в Белграде в конце мая — начале июня 1940 г.

Для участия в церемонии ратификации договора Лаврентьев прибыл в Белград. В ходе переговоров с югославскими официальными лицами, состоявшимися после ратификации, он выразил живой интерес к внешнеполитической позиции Югославии, т. е. к ее нейтральной позиции в продолжающемся европейском конфликте, контактами с балканскими соседями и особенно к ее отношениям с Италией. Его особенно интересовали взгляды Югославии на роль великих держав на Балканах, политика Италии на Балканах и Средиземноморье, а также оценка политики Турции в регионе в случае конфликта в Средиземноморье. Что касается советской политики, Лаврентьев был крайне сдержан, повторяя только хорошо известные фразы о советской приверженности миру и желании сохранить мир и равновесие на Балканах. Он сказал только о советско-турецких и советско-болгарских отношениях, что они находятся на приемлемом уровне.

Вопреки ожиданиям югославских дипломатов, Лаврентьев не стал говорить о возможном векторе развития югославско-советских отношений, а также о вопросах, связанных с возможным возобновлением дипломатических отношений и проблемой выделения здания для советской торгового представительства. Он подчеркнул, что его миссия ограничивается исключительно обменом ратификационных грамот. Особенно оптимизм югославских хозяев вселило то, что переговоры прошли в исключительно благоприятной атмосфере[219].

В ходе переговоров югославская сторона также подняла вопрос о возможных советских военных поставках в Югославию, но Лаврентьев не хотел об этом говорить, поскольку не имел необходимых полномочий для ведения такого рода переговоров