Анархо - [11]

Тонкие, но цепкие пальцы ослабили хватку на термозажиме, бережно отложили «паяльник» в сторону. Теперь горло пластиковой бездушности небольшого пакета было вовек передавлено и бурая жижа перекатывалась в упаковке, без права на досрочное освобождение. Только по звонку. Только по решению судьи…

— Жалко малого… — уже, в который раз, вздохнул Шарик.

— Жалко, — послушно согласился Бэкхем. — Хорошо, что мы его почти не знали. Было бы вообще тошно. А так, вроде бы как, и не здесь и не с нами…

— Да… Хотя, даже стыдно почему-то.

— Оттого что не жалко?

— Да жалко, конечно, но, отчего-то больше Лидса. Хотя… — Шарик умолк, казалось, в желании как можно точнее сформировать мысль, но так и оставил в воздухе многозначность троеточия.

— Ну, что? — с ухмылкой глянул Бэкхем на верного товарища, обрывая связь тяжёлых размышлений, и чуть подбросил вверх «заготовку». — Тест-драйв?

Шарик равнодушно пожал плечами и пополз в карман угомонить вновь задребезжавший телефон. Бэкхем ухмыльнулся ещё шире и заскользил в ванную. Встал на шаткую табуретку, заглянул сверху за ширму, выставил вперёд руку, мягко разжал пальцы. Пакет обидчивой пощёчиной ударил эмаль, крохотным, но буйным цунами окрасив белое багряным. Мелкие брызги весело стрельнули в кафель и занавеску. Пара долетела до искажённого зловещей благостностью молодого аристократического лица.

— Круто… — прошептал Бэкхем, соскакивая с табурета. — Круто! — повторил уже в голос, возвещая товарища о явном успехе эксперимента.

— Харю утри, — бесцветно откликнулся Шарик, пряча мобильный. — Егор опять звонил.

— Барбер? Чего хотел?

— Ко мне идёт. Пивка попить.

— Опять со своей собачился? — предположил Бэкхем, смотрясь в зеркало и вполне бесхитростно растирая по щеке кровавые капли.

— Не знаю. Наверное, — спокойно признался Шарик.

— Так, ты ему не сказал, что у меня?

— Нет. Зачем ему всё это видеть? — кивнул он на листовки и несколько пакетов, словно тайком выкраденных из центра переливания крови. — Кстати, на фига тебе это надо? Мог бы краску разбадяжить с водой — то же самое было бы.

— Краска — не то. Всё должно быть по-честному! — не отрываясь от созерцания самого себя, пространно пояснил Бэкхем.

— Ага! По-честному… — фыркнул Шарик. — Вот, на меня сегодня на рынке очень по-честному, как на идиота смотрели, когда искал где кровь купить.

— Ну, тебе же по пути было, — не слишком искренне пытался оправдаться Бэкхем.

— По пути, — признался приятель, поднимаясь во весь немалый рост и разминая могучие плечи. — Только в следующий раз сам ходи.

— Замётано, — легко согласился визави. — Может, всё-таки с нами? — коротко кивнул на листовки.

— Нет, Слав. Я не думаю, что мне это нужно.

— А когда со скинами тёрся, нужно было?

— Тогда была хоть какая-то идея, — чуть печально ухмыльнулся Шарик. — Я бы и сейчас тёрся. Да только извелось всё. Достоинство, честь, чистота… Один у азеров работает, другой по вене дерьмо Афганское пускает, третий по беспределу пошёл, а остальные… Не, — уверенно двинул здоровяк увесистой челюстью. — В нашем городе на дерьмо изошёл весь правый движ. Не осталось идеи. Так, херня одна…

— Так, я тебе предлагаю идею! — коротко, но сильно впечатал Бэкхем твердь костяшек в монохромность агиток. — Разве бороться за то, чтобы не быть дойным скотом — плохая идея?

— Я же говорю, — Шарик мягко потрепал за плечо напористого товарища, — я не уверен, что мне это нужно.

— А тут не в нужности дело! — блеснул Бекхем ясностью горящих холодной целеустремлённостью глаз. — Доктор должен лечить! Пожарный тушить! А еврейский мальчик Мойша — играть на скрипочке! Каждый должен делать то, к чему есть талант. Это долг перед миром, если хочешь. Наше ремесло — насилие. Мы ничего больше не умеем. Неужели ты откажешь себе в удовольствии сделать мир лучше?

— Я пойду, — вместо ответа, протянул Шарик распахнутую лапищу, — скоро Барбер притопает.

— Иди, утешай… — грустно улыбнулся Бэкхем и тонкая, но крепкая ладонь утонула объятии железных пальцев. — Но, ты подумай.

— Каждый раз меня агитируешь… — усмехнулся здоровяк, ныряя в кроссовки и накидывая штормовку.

— А ты каждый раз обещаешь подумать.

— Это я из вежливости!

— Вали уже, вежливый… — чуть подтолкнул Бэкхем широкую спину, прежде чем захлопнуть дверь и остаться один на один с чёрно-белым запалом листовок и, старательно запаянной в пакеты, символичностью алой обличительности.

Минутная стрелка едва успела дважды описать полный круг, как «заготовки» выпрыгнули из рюкзака и, словно продрогшие щенки, спрятались за пазухами просторных курток. Листовки уютно улеглись в заднике карманы и трое молодых людей двинулись к безропотно внимающей толпе, облепившей вымощенное мраморной плиткой крыльцо.

— Расходимся врассыпную, — буркнул Бэкхем, расправляя и натягивая на нос сморщившуюся на шее полумаску. Двое кивнули, последовали примеру и разошлись в разные стороны.

Пестрота беззаботности воздушных шаров корпоративного цвета приковывала взгляды ребятни, невесть откуда согнанной на пахнущее безмерной алчностью мероприятие. Длинноногие девицы дарили окружающим мраморные улыбки и услужливо держали бархатную подушечку с цыганщиной позолоченных ножниц. Лощёные и раскормленные лица «тёмных пиджаков», что по очереди лили в микрофон пафос избитой до полусмерти лживой банальности, излучали лучистое удовлетворение.